видеть вновь. Прошло столько времени. Как ты?
РАФФИНГ. Все у меня хорошо. А у тебя?
КЭТЛИН. У меня? Наверное, хорошо. Полагаю, что хорошо. Да и кто решится мне возразить? Только не мой добрый друг Герберт. Правда, Герберт? Мне бы только хотелось, чтобы ты вынул сигару изо рта, Герберт. Курение – привычка отвратительная, и вредит здоровью.
(Раскат грома).
ИРВИНГ (появляется, чем-то определенно недовольный, обращаясь к кому-то, находящемуся в театре, а мы начинаем понимать, что КЭТЛИН на сцене театра «Лицеум», где Генри Ирвинг, величайший актер-продюсер своего времени, устраняет недочеты в спецэффектах своей текущей постановки «Фауста»). Нет-нет-нет. Вы называете это громом. Такое ощущение, словно кто-то вывалил телегу орудийных ядер в кучу куриного помета. Так не пойдет. (Замечает скелет, но поначалу РАФФИНГ думает, что ИРВИНГ обращается к нему). А вот и вы, наш нелепый друг. Кэтлин, вам надобно перестать утаскивать Герберта из бутафорской. Бедный Тул убежден, что Герберт уходит оттуда сам.
КЭТЛИН. Извините, мистер Ирвинг, но я просто обожаю Герберта. Не знаю более надежного мужчину.
ИРВИНГ. Как бы вам в нем не обмануться, дорогая моя. Конечно, кажется, что он милый, но у него нет сердца. (Обращаясь к РАФФИНГУ). Мы назвали его в честь Герберта Бирбома Три, на которого он удивительным образом похоже, хотя, и это между нами, этот Герберт – актер получше. (Опять гром). Нет-нет-нет. Господи, я должен все делать сам? Прошу извинить. (Поднимает Герберта, уносит подмышкой). Пошли, старина. В шашки сыграем позже. И перестань курить мои лучшие сигары. (Уходит в глубину сцены).
КЭТЛИН. Мое самое любимое место во всем мире. Я люблю приходить сюда и читать на сцене, даже когда мистер Ирвинг доводит до ума спецэффекты. Постоянно стремится что-то улучшить. Мег говорит, что я ослепну, читая при таком плохом освещении, но здесь я так счастлива, что мне все равно. Я чувствую себя в безопасности. Я чувствую себя дома. Так приятно видеть тебя, Джонни. Чем ты занимался все это время?
РАФФИНГ. Я только что заходил в гости к твоему другу Николасу Шофилду.
КЭТЛИН. Ох. Только он мне не друг.
РАФФИНГ. Кем бы он ни был, отыскать его оказалось нелегко.
КЭТЛИН. Ты с ним говорил?
РАФФИНГ. Еще не имел чести. Вероятно, для незваных гостей дома его нет. Ты бы очень мне помогла, ответив на несколько вопросов о нем.
КЭТЛИН. Я уже и не рада, что Мег втянула тебя в эту историю. Она и Эмми слишком волнуются обо мне. С другой стороны, совершенно непонятно, что с этим делать.
РАФФИНГ. Как хорошо ты знаешь этого человека?
КЭТЛИН. Когда мы были девочками в Корнуолле, его семья жила неподалеку, но я не помню, чтобы мы общались. И совершенно не понимаю, откуда у него такая одержимость мною. Это очень тревожит.
РАФФИНГ. Молодая женщина, которая работает в его магазине, похоже, убеждена, что Николас Шофилд – дьявол.
КЭТЛИН. Правда?
РАФФИНГ. Тебя это не удивляет?
КЭТЛИН. Нет.
РАФФИНГ. Он говорил тебе о своей уверенности в том, что он – дьявол?
КЭТЛИН. Впрямую – нет.
РАФФИНГ. Кэтлин, я начинаю склоняться