епнувшись на расстеленное покрывало, подставлял солнцу свою, и без того уже загоревшую, как у мулата, спину. Будет о чем вспомнить дома, в городе. И тогда, когда Светлана Геннадьевна, их учительница по русскому языку и литературе, скажет писать привычное, и неизменное, как приход нового учебного года, сочинение на тему: “Как я провел свои летние каникулы!»
То, Никита напишет! Ух, как напишет! Пускай читают и завидуют! Их хваленые Турции и всякие, там, Халкидики греческие, и близко не стояли с нашей Голубеевкой!
Красивая она Голубеевка. Большая. И дома большие и тоже красивые. И еще, вон, сколько строится!
А, еще, бабушка говорила, что это новая Голубеевка. А была еще старая. Но, ту Голубеевку в войну немцы сожгли. И жителей спалили. Всех, кто в лес убежать не успел. Или не захотел. В амбар колхозный их согнали, бензином его облили и подожгли.
Вроде, как ребята, местные, прибежали, говорят:
– Бегите в лес! Сюда каратели едут. Палить будут.
А некоторые, самые упертые, не поверили. Сказали:
– Ой, ну что вы тут в войну играть вздумали! Как будто нам этой войны мало.
Ну, кто поверил, те спаслись. Живы. Коров взяли. И остальное, пожитки, которые смогли захватить. И на болотах попрятались.
А когда вернулись, то от деревни, и от односельчан, которые в Голубеевке остались, одни зола, угольки, да головешки.
Это, уже, перед самым освобождением было.
Поплакали люди, погоревали. Да, новую Голубеевку построили. Немного в стороне от того места, где старая деревня была…
А в то воскресенье ребята решили сбегать в лес. Ягод, грибов, набрать. Много их в лесу этим летом уродилось. Червивых, конечно, полно! Но, если походить по лесу с ведром, и если места знать, то без трофеев не останешься.
Лесная чащоба начиналась прямо за деревней, через неширокое поле. Ручей перейти через кладку и, вот! Ты уже в лесу. Бежишь по сухой сосновой иглице, или топаешь по пухлому, зеленому мху. А над твоей головой поют свою протяжную бесконечную песню далекие кроны сосен, или трепетно шелестят своей мелкой листвой березы.
Мальчишки, толпой, шли вглубь леса, смеялись и дурачились, как всегда. Но, постепенно, разошлись, разбрелись, по лесу. Иногда, маячили друг у друга на виду, скрываясь, то и дело, за отдаленными деревьями и кустарниками. Лишь, время от времени, откуда-то, из лесной чащи, раздавалось протяжное, ребяческое:
– Ауууу!
Через некоторое время Никита вышел к сырой, болотистой, местности. На пути, раз за разом, попадались поваленные деревья. Их стволы в разных позах и позициях валялись на земле, вернее, на ковре мха и на опавших сосновых иголках. Бурелом здорово мешал движению, перегораживая путь. Превращал эту часть леса в одну, большую, полосу препятствий.
Мальчик, уже, довольно-таки, устал, вспотел от этих бесконечных, казалось, лазаний через толстенные стволы. Один ствол оказался особенно толстым, длиннющим, да и скользким, к тому же.
Когда Никитка взобрался, пыхтя, на самую его верхотуру, и собирался спрыгнуть на мох, подошвы его кроссовок, неожиданно, скользнули по стволу и мальчик полетел в мягкий мох. Покатился вниз по склону.
Место, куда Никита скатился, было довольно сырым и болотистым. Такая, яма! Огромная. Не яма, даже! А старый, заброшенный окоп – для танка, или похожей, военной, техники. Военные копали, когда-то, в лесу такие, здоровенные, ямины. Для учений. Пологий заезд с одной стороны и высокий бруствер, с остальных трех сторон. Много таких штуковин в наших белорусских лесах! Еще со времен Союза остались.
Вот в такую яму Никита и скатился. Ну, и скатился! Подумаешь! Не ударился, не ушибся.
Мальчик встал на ноги и осмотрелся по сторонам.
– Вроде, ничего интересного! Надо выбираться отсюда и топать дальше, пока ребята не ушли слишком далеко!
Но, тут, глаз Никитки зацепился за что-то, полускрытое большим раскидистым кустарником. Он рос на склоне, уцепившись за его крутизну своими корнями.
Мальчик подошел поближе, всматриваясь в кустарник.
– Ух, ты!
Темный провал за кустарником, напоминал огромную нору, наподобие лисьей, или барсучьей.
– Тут и бегемот пролезет. – Подумал Никита.
Ну, надо признать, что насчет бегемота Никитка загнул. А вот взрослый человек, средних размеров и упитанности, вполне в эту нору пролез бы. Ну, если он, конечно, дурак долбанутый, романтик, влюбленный, там, что недалеко от предыдущего диагноза, или у него мозги 12-ти летнего мальчишки. У Никитки были именно такие мозги. Ему недавно исполнилось 12 лет. Тяжелый возраст. Плюс романтик и влюблен в одноклассницу Маринку. Тайно и безответно. Короче, тяжелый период, не позавидуешь…
Никита долго всматривался в сумрачную тьму лаза. Даже, осмелился и, протянув руку, засунул ее в нору. Вопреки опасениям никто за руку Никиту не цапнул и не откусил ее. Не утянул в мрачные подземные глубины.
Осмелев, мальчик засунул в провал голову, и стал всматриваться в темноту.
–И, вовсе, не темно!
Там,