разошлись во мнениях. Я утверждаю, что продолжать борьбу вредно, ибо полученных от государя свобод нам более чем достаточно. Ума б найти, чтоб ими распорядиться. Оттого сейчас я не «большевик», а – «меньшевик».
Розанов поинтересовался:
– Вас правой рукой Ленина величали. Как же теперь Николай Ленин без руки?
– Как? Ампутант! – хохотнул Вольский, во всём виде которого в этот момент выразилось довольство. – С какой целью вы меня позвали?
– Поговорить о нашем общем знакомом – Борисе Николаевиче Бугаеве.
Вольский скривился, словно от зубной боли, заслышав имя поэта.
– Разве вы не дружны?
Гость остервенело рыкнул сквозь усы:
– Да чёрт бы побрал этого Бугаева!
– А если это самое произойдёт, жалеть не будете? – просюсюкал Розанов.
Вольский рявкнул:
– Что вы хотите сказать?
Дав гостю время успокоиться, Розанов изъял из ровненькой шкапной подборки том, от прочих неотличимый. Полистал и протянул раскрытый на литографической вклейке: в овальной рамочке – изящная женская головка с натёртыми розовой пудрой щёчками, украшенная колечками тёмных волос.
– Что за прелестное создание? Судя по старинному наряду, наперсница моей бабушки, – натужно пошутил Вольский.
– Сие прелестное создание, – менторски начал Розанов, – устроило дуэль, которая закончилась смертельным ранением Пушкина. Того самого Пушкина, поэта. Будьте знакомы: Идалия Григорьевна Палетика.
– А теперь вы начнёте декламировать малоизвестные пушкинские стихи? – иронизировал Вольский.
– Возьмите лупу оценить её украшение.
– И без того разберу: крестик с колечком. Египетский значок?
– Он и есть. Впрочем, не торопите фактов. Аполлинария Суслова – знакомо ли вам это имя?
– Нет. Кто сия особа?
Розанов втиснул бумажный кирпич обратно в стену своей крепости и обернулся на гостя:
– Старая подруга Фёдора Михайловича Достоевского. И – моя жена.
Вольский вгляделся в лицо Розанова и едва заметно качнул головой в сторону жилых комнат. В этом сдержанном движении сквозил невысказанный вопрос.
– Варенька – тоже моя жена, тайно мы повенчаны, – объяснил Розанов. – Аполлинария в разводе отказывает вот уже четверть века, и детишки наши с Варенькой из-за того считаемы незаконнорожденными.
– Н-да, – крякнул Вольский.
– Много кровушки она попортила, – продолжал Василий Васильевич. – Фёдору Михайловичу. И мне тоже.
– А Борька здесь причём? – разозлился Вольский, дабы скрыть неловкость.
– Обождите, сейчас до Бориса Николаича дойдём.
– Я слушаю вас, – буркнул меньшевик.
– Суслова изводила Фёдора Михайловича инквизиторски. Труд его в грош не ставила.
– Литературоведенье, бесспорно, предмет интересный…
– Книги эти на языки переведены, в университетах изучены. Понимаете, чего мы – все мы – из-за бабских прихотей