библиотека стояла почти напротив гостиницы Энкарнисьона, на Сент-Питерз-сквер. Впервые услышав об этих рукописях несколько лет назад, он тут же подал заявку на их чтение, но ему ответили, что для этого ему предстоит подтвердить свое постоянное проживание в Мэнчестере в течение трех месяцев без перерывов. При первой же возможности он приехал в город и летом поселился в отеле «Мидленд». За свое пребывание он дважды опрашивался библиотекой, а оставшееся время умудрился скоротать в ожидании и осмотре достопримечательностей. Ждать оставалось еще один день, но он все больше тревожился. Он не знал, сколько его пенис – да и вообще-то он сам – вытерпит еще.
Вскоре по прибытии он нанес визит в тот трактир, где обитал Шопенхауэр. «Двушеий лебедь» по-прежнему стоял там же, в одной из самых старых частей центра города. Некогда паб этот служил также пансионом, и хотя барные залы внизу несколько раз модернизировали, Энкарнисьон с восторгом обнаружил, что верхние комнаты до сих пор сохранили свои тэнглвудские балки и облупленный декор. Комната Шопенхауэра была отмечена табличкой, и он попросил хозяина ее сдать ему на одну ночь. Оставшись один, он поразился несообразности Шопенхауэрова житья в таком клаустрофобном убожестве; оставалось лишь представлять себе, что воображение великого человека вдохновлялось видами из окна. Присутствие в той комнате было ощутимым наслажденьем, и с паденьем сумерек он наблюдал, как натура Олдэм-стрит меняется: покупатели и городские служащие расходились по своим пригородным домам, сюда же постепенно притекали проститутки и соглядатаи, отчего весь район принимал вид квартала красных фонарей. Примерно так же, воображал он, все наверняка выглядело и во времена Шопенхауэра – долинка в сказочном городе, омытая девиантными чарами.
Затем он проводил время в праздных экспедициях. Покидая гостиницу в сладкий час перед зарей, он ехал на своем «мерседесе» в такие места, как Боггарт-Хоул-Клаф и Хитон-Парк, где выгребал на маленькой шлюпке на середину озера. Разящая Рука пил застойную озерную воду и тут же падал с температурой. Вместе стояли они на скалистом обрыве Олдерли-Эджа, глядя, как над зеленой равниной Чешира восходит солнце, и Разящая Рука тепло оборачивался у него вокруг шеи. Ветреным днем в августе они взобрались на самую вершину Ривингтон-Пайк. На кладбище Филипс-Парка он снял с себя всю одежду и проплыл по узкому рукотворному потоку. В рудниках Блю-Джон в Скалистом краю они с Разящей Рукой едва не застряли в заброшенной шахте.
После ночей без происшествий Энкарнисьон регулярно настраивался на местную радиостанцию «Би-би-си» послушать неистовства своего старого соратника лорда Хоррора. Его немало развлекла «Божья пауза», которую Хоррор завел для шефа полиции Эпплтона. Тот ему напоминал Геббельса. Он в голос расхохотался, когда лорд Хоррор заметил Эпплтону:
– Я всегда вежлив с евреями – никогда не называю их «жидами» или «пархатыми». Это оскорбление. Но несмотря на все это, еврей есть еврей.
– Вполне. –