меня той войны по гроб жизни хватит, – сказал седобородый. – У меня в Москве дочка Ника – победа значит. Вот она меня и победила.
– А я вернусь в свой Клинцовский район на Брянщине, и дочка у меня в каждой деревне будет, – громко зареготал рыжий. Его круглые голубые, как у сиамского кота, глазки маслено заблестели после первой же рюмки, а тупой вздернутый нос и редкий рыжеватый хохолок на макушке забавно подрагивали, когда он работал челюстями.
Третий болезненно поморщился, отодвинул от себя почти не тронутую миску и выложил перед собой портмоне с фотографией светленькой девочки в забавных бантиках.
– Да, заело вас ваше ремесло военное. И долларов не захочешь, – вздохнул капитан, почесав лысину под фуражкой.
– Не верь, кэп, что наши в Сербии за доллары воевали, – сказал седобородый. Ему было около сорока, он начинал седеть с усов и бороды. Длинные тяжелые волосы оставались черными, как вороненый ствол пистолета. – Сербы еще верят, что на небе есть Бог, на земле – матушка-Россия. В сорок третьем году матери-сербки три километра рельсов телами закрыли, чтобы дивизия усташей не ушла на фронт, на помощь немцам под Сталинградом. Долг платежом красен.
– Хрен вас, нынешних, поймет… Кто-то у себя дома доллары лопатой гребет, а эти за Россию долги платят. Вы давно дома не были? Россия-то наша теперь вроде уличной девки стала – под любого черного за «зеленые» ляжет.
– Россию насиловал всяк кому не лень, – сказал третий, сидевший перед нетронутой миской. – Она – дура доверчивая. Но есть кому за нее постоять.
У него был тихий-тихий голос, на осунувшемся лице с заплывшими карими глазами ни кровинки, как у мученика с иконы. Движения рук скупые и плавные, как у церковного служки.
– Многие вот так же хорохорились… – Капитан достал исторический уже по нынешним временам «Памир» и пожевал край сигареты, не прикуривая. – А через месяц-другой, глядишь, опять ко мне на лайбу просятся: вези, мол, Степаныч, назад, в Сербию родную, тошно нам тут на «новых русских» глядеть – до греха недалеко.
– Другие глядели, поглядим и мы, – весело бросил рыжий наглым голосом. – В Москву на экскурсию съездим, пощупаем этих твоих «новых русских», а то и полюбопытствуем, что у них в нутре.
– Не болтай лишнего, – одернул седобородый.
– Болтать – не мешки таскать, – завершил дискуссию капитан. – Пойдем, сбуду вас с рук от греха подальше, а то как бы что с вами…
Ранние зимние сумерки залили красноватым глянцем проходную порта. Трое подвыпивших морячков нетвердой походкой в обнимку двинулись к турникету. Их сопровождал капитан.
– Остались бы в кубрике отсыпаться, – высунул нос из окошка вахтер. – К девкам, черт их бодает. А цидуля где?
– То ж мои хлопцы, дядько Трохим! – Капитан заговорщицки подмигнул ему и просунул в узкое окошко бутылку болгарской сливовой ракии. – Молодые, хай гуляют… Дай покинуть родимый причал, чтоб земля под ногами не качалась.
– Ридный вин для усих москалив тильки у Новороссийську! – шутливо по-стариковски