Я бы не вспомнил о ней, но вчера среди старых бумаг нашёл неоконченный рисунок: стол, а на нём точилка для карандашей с никелированными ушками. Недостаёт ручки, но это не важно, сейчас всё равно таких уже не делают.
Бог, весна и парикмахерша
Это как безответная любовь – на последние деньги пойти в парикмахерскую.
– Здрасте, пострижёте?
– Конечно, как желаете?
– Что?
– Как вас постричь?
От её обходительности холодеет внутри: вдруг не хватит денег расплатиться?
– Подкоротить, и всё.
– Хорошо.
– И без одеколона.
– А его у нас и нет, – улыбается парикмахерша.
Это самая дешёвая в мире парикмахерская. Ещё в прошлом году вывеска была написана от руки, сменили на простенькую. Всего одно кресло у окна, голубой масляной краской выкрашенные стены, радиоточка. Так уже было, в детстве. Перед началом учебного года отец вёл меня в парикмахерскую. Мастер оставлял только чубчик, всё остальное состригал машинкой наголо и удивлялся моей шишке на затылке.
– Это математическая шишка, – говорил отец. – У меня такая же.
Он курил «Беломор» прямо в зале. В детстве это не было запрещено.
– Способный мальчик? – спрашивал мастер.
Я не давал отцу поводов гордиться мной. Ещё в первом классе учительница сказала нам, что старшим надо уступать. В тот же день, вечером, отец послал меня в булочную за хлебом. Все в очереди были старше меня. Я был наивен и ничуть не изменился. Разве что выросли волосы в ушах, но парикмахерша лихо состригает их. Приятно прикосновение жужжащей машинки.
Однажды, мне было двенадцать лет, меня стригла молоденькая практикантка. У неё была большая мягкая грудь, она касалась ею моих плеч. Была весна, май, тепло, на ней лёгкий халатик. Я был готов стричься каждый день. Тем более что стоило это всего пятнадцать копеек. Мне скоро пятьдесят или сорок девять, неизвестно и уже не важно. Отца уже нет. Если бы он и был жив, у него по-прежнему нет поводов, чтобы гордиться мной. Мне стыдно от безденежья. Отсутствие денег – свидетельство моей ненужности миру. Я написал несколько книг, снял почти полсотни документальных фильмов, поставил четыре неплохих спектакля. Всё это не принесло мне ни денег, ни славы. Судьба выбирает одного из тысячи, я не из них. Я завидую избранным и ничего не предпринимаю, чтобы изменить своё положение. Я стал ленив. Было время, когда я без устали снимал, ставил, писал и верил, что это нужно зрителям, читателям, друзьям. В юности у меня были друзья. Они умерли.
Чтобы не расплакаться, рассказываю парикмахерше об отце. Он был военный, в сапогах, у него была кожаная пахучая портупея и кобура с настоящим пистолетом. Моя мать сбежала от отца, но он знал, что нужен стране. Я стране не нужен, но и мне не нужна страна. Мне нужна вот эта дешёвая парикмахерская, эта полная парикмахерша, у которой дом в Буче, куры, гуси и поросята, а здесь она ради пенсии; эта весна, цветущие вишни и мои воспоминания. Я нерешителен с детьми, робею перед Юлией, мне стыдно перед