Шаляпин. Влас Дорошевич

ночь напролёт!

      И ночь, действительно, проходила напролёт.

      «Светлела даль, перед зарёю новой ночная мгла с неба сходила, и день плёлся своей чредой».

      А забытая, давно уж переставшая шипеть, бутылка выдыхалась и теплела.

      Ночь проходила в разговорах, спорах не о ролях, о художественных образах.

      Часы за часами улетали в рассказах Шаляпина, как он представляет себе Мефистофеля, как надо спеть ту, эту фразу, каким жестом, где что подчеркнуть.

      Я не знаю артиста, который бы работал больше, чем этот баловень природы и судьбы.

      У него нет свободного времени. Потому что всё своё «свободное время» он занят самой важной работой: думает о своих художественных творениях.

      И среди них первый – Мефистофель.

      Так, как сейчас его играет и поёт Шаляпин, – для него, взыскательного артиста, – почти законченный образ.

      В Милане, где ему предоставлена полная возможность показать своего «мучителя» в той обстановке, В которой Мефистофель стоит перед его глазами, Шаляпин, наконец, сыграет, споёт, нарисует, вылепит того Мефистофеля, каким тот рисуется ему.

      Каким выносил его в своём уме, в своей творческой фантазии, в своей душе художника.

      И, глядя на Шаляпина, думалось, что эти его гастроли в Милане впишут новую, блестящую, победную страницу в летописи русского искусства.