сидели в гостиничном номере около журнального столика, где стояли бутыль минеральной воды и пластмассовое корытце с вязким супом из индийских трав для Макса Шнайдера и банка пива и хлеб с колбасой для Максима Колотова. Уже ходили в школу дети, родившиеся в год начала перестройки, но краснотрубинские магазины, как и прежде, изумляли посетителей пустотой прилавков. Еду – немецкий шоколад, турецкое печенье, просроченную салями в золотистой фольге – предлагали маленькие и грязные коммерческие киоски. Поэтому предусмотрительный Шнайдер посвятил гастрономической теме целый чемодан из своего основательного шестиместного багажа.
Несмотря на отсутствие кондиционера, по комнате гулял ветерок, и хотя пейзаж, вырисовывавшийся в окне, был безнадежно испорчен трубами комбината, дышалось легко.
– Через час отправляемся в аэропорт, – предупредил Максим Колотов.
Напоминание о маленьком, доисторическом самолете, доставившем господина Шнайдера в Краснотрубинск (в критический момент выяснилось, что у стюардессы нет пакетов, и весь пассажирский коллектив в едином порыве предложил свои полиэтиленовые мешочки иностранному бизнесмену, который постепенно приобретал оттенок консервированной стручковой фасоли), вызвало спазм желудка. Макс взглянул на часы и ответил:
– Время есть.
Это флегматичное «время есть» было новым выражением для богатого словарного запаса Шнайдера, а также – этапным изменением в его взглядах на жизнь. Философскому «время есть», произнесенному с буддийским спокойствием, вместо привычного «время – деньги», энергичный и пунктуальный немец научился у Максима Колотова.
И вот снова Макс Шнайдер заметил, что каждый приезд в Россию меняет его мировосприятие. На этот раз в убогом провинциальном Краснотрубинске к нему в момент внезапного озарения пришло четкое и ясное понимание неповторимости и невозвратности каждой секунды. Конечно, он осознавал это и раньше, но сейчас мысль предстала перед ним выпуклым, ярким зрительным образом: благополучный бизнесмен Макс Шнайдер торопливо вырывает из своего будущего секунды, часы, дни и перебрасывает их назад, за спину, в прошлое. Возможно, краснотрубинский воздух, насыщенный выбросами огромных заводских труб, благодаря своему химическому составу провоцировал внезапное озарение.
Макс Шнайдер с удовольствием прислушался к индийской травке, покойно разместившейся в желудке. Как хорошо. Если бы не предстоящий полет, но пока еще есть время.
За дни пребывания в России представителю «Юмата хром корпорейшн» удалось выяснить, что негласной ключевой фигурой в деле приватизации краснотрубинского комплекса будет Денис Сергеевич Мирославский. Он сам родом из этих мест и, добравшись до кресла замминистра, никогда не забывал о малой родине – курировал все события, происходящие в области, и чуть ли не менял памперсы краснотрубинским младенцам. Хотя младенцы этого промышленного города были так же плохо знакомы с заморскими подгузниками, как их