Лысая Энни пребывала в столь крепком отрубе, что даже плеск и запах выпивки не сумели ее пробудить.
– О-ох, амброзия!.. Откуда сей нектар взялся, Ниггер? Армия спасения, что ли, позаботилась о страждущих?
– Какое твое дело, пей да помалкивай. – Горбун попытался нахмуриться, но толстые губы сами разъехались в пьяной улыбке, он «поплыл», сам уже распираемый желанием похвастаться перед свежей аудиторией.
– Вот как было дело… – Горбун примерно поровну разлил остатки, пустую бутылку спрятал обратно в сумку, кивком скомандовал. Все выпили, выдохнули. – … Поза-позавчера на Юлиановской был пожар: продовольственный магазин сгорел. Генерал (кивок в сторону одного из собутыльников) первый это дело разрюхал: когда пожарные и дознаватели снялись оттуда, он-то и надыбал в углу под завалом клад: ящиков двадцать хорошенького пойла. Ну мы первые были, да и унесли втроем почти три ящика. – Горбун ткнул ногой в сторону сумки и покосился на холмик, прикрытый картонными листами. – Брали только высокоградусное, все ведь не уволочь, желающих налетело – жуть… А Энни после прибилась, уже на рассвете.
Тот, кого назвали Зер Гутом, с хорошей завистью выслушал рассказ, повздыхал, порадовался вслух… Потрепались еще с пяток минут. Можно было притормозиться здесь, подсесть на хвост, но человек понимал приличия: это была не его удача, а их; спасибо, что угостили, не пожмотничали… Пора и честь знать… Да, надо было идти намеченным курсом и выполнять задуманное.
– Борода, постой… – Горбун догнал его уже на выходе из сквера. – Вот какое дело… Ты… Держи, вот… – Горбун высвободил из-за пазухи непочатую бутылку и торкнулся ею в машинально выставленную для прощального рукопожатия ладонь человека, которого он называл Зер Гутом. Стекло еще не успело нагреться за пазухой и ощутимо холодило вцепившиеся пальцы.
– Я тебя знаю, ты меня знаешь. Сегодня я при фарте, а завтра опять куски сшибать. Все за день нам не выпить, а остальное – кто-нибудь, да украдет. Или отнимут. Да, бери, бери… И не спрятать, понимаешь… на утро ни хрена не вспомню, куда и сколько сунул, считай – все равно пропало. А так – и ты меня выручишь, коли случай подойдет…
Растроганный человек полез было обниматься, но горбун отстранился, с пьяным великодушием махнул рукой и затрусил к своим: там уже наливали.
Человек проглотил так и не высказанные теплые, от души рвущиеся слова благодарности, упрятал бутылку во внутренний карман куртки и бодро зашагал дальше. В сердце плескалось светлое веселье, потому что день – уже удался! Граммов семьдесят, если спиртовые градусы на коньячные переводить, он выпил спросонок. Да двести Нигер в два приема поднес. Да на бутылку пива он всяко доберет, тем более, что уже есть талер восемь. Да полкило коньяку, когда его грамотно распределишь на одного, вдогонку выпитому – очень даже душевно. Может быть еще и на завтрашнюю утреннюю порцию хватит. Таким образом, осталось найти поесть.
Гхур, гхур – растоптанные ботинки с подволокой шоркали по асфальту,