для любви к мужчине, – сказала Ася.
– Какому такому муш-шчине? – удивилась учительница.
– Не к муш-шчине, а к Гению или хотя бы Таланту, – вмешалась Зина. – Женщина должна жить страстью. К Генеральному секретарю, президенту, великому ученому, писателю…
– Да?.. А если ты выйдешь замуж за алкоголика, за ничтожество? – Что-то личное, надрывное прозвучало в словах учительницы.
– Я?! – презрительно скривилась Зина. Как будто учительница литературы предложила ей съесть лягушку, или сделать такой же, как у нее, начес из сожженных перекисью волос, или примерить свою давно вышедшую из моды кримпленовую юбку с отвисшей попой.
– Да, ты!.. А что? Все может быть… Страстью они, видите ли, будут жить, гению они, видите ли, будут служить или президенту… – пробурчала учительница. – А нормальную жизнь они не желают, простая человеческая жизнь им не по чину…
– Личный неудачный опыт мешает человеку правильно оценить ситуацию, человек думает, что его личное «плохо» – это норма жизни, – сказала Зина.
– Я думаю, ты права, Зина, – взмахнув ресницами, сказала Ася.
– А может, у вас будет один Гений на двоих… – упрямо продолжала ссориться учительница.
Учительница прекрасно знала, что девочки просто играют с ней, веселятся. Знала, но все равно всякий раз велась, как котенок на привязанный к нитке фантик. Но девочки неимоверно ее раздражали, про себя она называла их всегда одинаково – «эти».
«Эти» вели себя, как будто они не в коллективе! «Эти» знали то, чего остальные не знали. Зина – о частной жизни русских писателей-классиков, о Блоке и Любови Менделеевой, о Тургеневе и Полине Виардо, была знакома со знаменитыми советскими писателями, и даже казалось, что она была знакома с Пушкиным и Гоголем. Ася могла сказать на уроке: «Меня интересует магия, мистика» или уж вовсе непонятное: «Мир – это пластическое единство материальной и духовной формы», – наслушалась дома всяких глупостей! Или рассказать, как была на «рыцарском балу» со свечами и масками… Ох уж эти художники… художники от слова «худо»!.. Вот бы их к ногтю! Но как их к ногтю, когда у Зины отец – знаменитый писатель, депутат, а у Асиного отца, по слухам, были выставки в Америке, в Италии, неофициальные с точки зрения власти, но никто его за это не сажал. Поэтому эти… эти… эти… считают, что им все можно! Избалованные порочные детки знаменитых родителей! Куда лучше было бы работать в обычной школе!..
– Дневник на стол, Мессалина Егоровна. Двойка.
– Почему только Зине двойка? А мне?.. – обиженно сказала Ася.
– Почему я Егоровна?.. – улыбнулась Зина. – Играть с именами пошло. Вы ведь знаете имя моего отца.
– А ты не спрашиваешь, почему Мессалина?..
Зина отнесла дневник, села на свое место, написала на листке бумаги, выдранном из тетрадки: «Дура!» – и тут же резко перечеркнула. Такая у нее была привычка – выражать свои эмоции письменно, исключительно для себя, и тут же, воровато оглядываясь, словно кто-то стоит позади и