номере не пугали, а даже радовали.
Питер был по-осеннему свеж и прекрасен, ибо прибывшее вместе с моим поездом в город бабье лето, по рассказам и удивлению петербуржцев, было неожиданным и от этого крайне приятным. Каналы, реки, мосты, брусчатки, проспекты, переулки – все было исхожено мной от рассвета до невиданного заката белых ночей. Разведение мостов, Петергоф, Петропавловская крепость – все вызывало настолько дикий восторг в душе, что мысли о семье и ее финансовом положении куда-то улетучились и я впервые ощущала себя свободной без пристального внимания со стороны родственников. Любая еда, пусть даже это «венский хот-дог», купленный на Невском в придорожной сосисочной, обдавала вкусовые рецепторы новыми эмоциями восторга. И казалось, что электрические импульсы наслаждения поднимаются прямо в центр мозга, заставляя все его серое естество переливаться красками радуги, закутанной в дымку тумана на Неве поутру.
Десять дней прошли как по мановению рыбьего хвоста из тех рассказов рыбаков, в которых либо леска порвалась и чешуйчатая сорвалась, либо опарыш приказал долго жить и не вызывал аппетита у пресноводной. Ехать домой не хотелось, но мысли уже возвращались к традиционной канве с мазохистским уклоном «поиска денег» и «получению золотой медали во что бы то ни стало».
К слову, мысль о золотой медали плотно внедрили мне в гипофиз родители. Это же НАДО. Это же ПОКАЗАТЕЛЬ успеха и значимости. «Тебе же НАДО быть успешной, чтобы мы гордились тобой», – говорили они. «Что, четверка?! Как ты посмела?!» – ну и все в таком духе. Уже на Московском вокзале Санкт-Петербурга крылья свободы постепенно сложились в привычное увядшее состояние целомудренной трезвости в оценке своего социального положения, а оперение покрылось налетом инея от возвращения к привычным обязанностям «БЫТЬ ЛУЧШИМ. БЫТЬ ПРИМЕРОМ. БЫТЬ ГОРДОСТЬЮ».
«Посадка на поезд Москва – Нижний Новгород заканчивается, просим провожающих покинуть вагоны», – сказала диктор тем самым равнодушно-металлическим голосом, наличие которого, видимо, является единственным критерием отбора на данную должность. Сидя на нижней полке плацкартного вагона, я рассеиваю фокус взгляда на удаляющихся спинах людей, среди которых мелькнул образ, похожий на мою, но не сутулую, а широко расправленную и дышащую полной грудью.
Все это вспоминалось, будто память вскочила в отъезжающий экспресс и с одышкой едва успевающего, держась за сердце с обожженными кислородом легкими, неслась по отполированным, блестящим хладнокровием стали рельсам. Черные кеды чеканили привычный на работу маршрут в почти спринтерском из-за опоздания темпе. Едва оперившееся летнее солнце июня поднималось из-за горизонта не столь быстро, как бежала я и как моя челюсть перемалывала обычный бутерброд с колбасой, оказавшийся в плену сухомятки из-за невозможности выпить дома кофе. Традиционный черный костюм работника похоронного бюро уже начал разогреваться от приема солнечной ванны, намекая бегущему в нем телу