Донскую Республику… самостийным государственным образованием»[97]. Однако в то же самое время, еще в декабре 1918 г., Кубанское правительство одобрило решение «об общем представительстве Государственных образований России в международных отношениях» и тем самым признало полномочия «общего представителя Государства Российского на Международном мирном Конгрессе» – С. Д. Сазонова. А в соответствии с установленными Российским правительством «пределами полномочий» Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России «в сфере внешней политики» предоставлялось «самостоятельное руководство иностранной политикой в пределах вопросов, касающихся вверенной ему территории и не имеющих общегосударственного значения». Правда, как указывалось выше, казачьи земли исключались из непосредственного подчинения Главкома ВСЮР, но в любом случае «общее руководство в области внешней политики» могло принадлежать только Российскому Правительству, а не отдельным краевым образованиям, хотя бы и в пределах «разделения полномочий»[98].
Возможно, что деятельность делегации в Париже и не вызвала бы серьезных протестов со стороны Главного Командования (хотя Сазонов и Маклаков в своих телеграммах неоднократно указывали на опасность сепаратистского поведения кубанских делегатов), если бы не подписанный ею в июле 1919 г. «Договор дружбы» с делегацией правительства «Республики Союза Горцев Кавказа» (А. Чермоев – глава делегации, И. Гайдаров, Х. Хадзарагов, Г. Бамматов – министр иностранных дел). Главным смыслом договора было обоюдное признание государственного суверенитета, поскольку «политическое, культурное и экономическое преуспеяние Кавказа и пользование благами мира возможно лишь при упрочении дружественных отношений между кавказскими государствами». В первом же пункте «Договора» значилось: «Правительство Кубани и правительство республики Горских Народов Кавказа настоящим торжественным актом взаимно признают государственный суверенитет и полную политическую независимость Кубани и Союза Горских Народов Кавказа». Далее шли пункты, касавшиеся «территориальных границ между Кубанью и Республикой Союза Горских Народов Кавказа» (их следовало установить «последующими дружественными соглашениями между договаривающимися сторонами), «товарообмена и таможни», «транспорта», «почт и телеграфов», «денежного обращения» (их тоже следовало «урегулировать путем особых дополнительных договоров»). 3-й пункт обязывал Кубань к проведению самостоятельной политики на Северном Кавказе: «Стороны обязуются не предпринимать ни самостоятельно, ни в форме соучастия с кем бы то ни было никаких мер, клонящихся к уничижению или умалению суверенных прав Кубани и Республики Союза Горских Народов Кавказа»[99]. И хотя этот договор не был ратифицирован представительными структурами Кубани, не имел необходимого номера и был напечатан с «открытой датой» («…июля 1919 года»), он стал «последней каплей, переполнившей