ее к высшей мере наказания – расстрелу, но, принимая во внимание добровольную явку и несовершеннолетие, чистосердечное признание, выдачу соучастников, а также ее заявление о том, что ее прежняя деятельность не соответствует ее истинным убеждениям как сочувствующей советской власти и что ее деятельность является лишь следствием влияния на нее польских офицеров Квятковского и Борейко, освободить с представлением права искупить свою вину в работе»[260].
В начале июля 1920 г. с помощью Добржинского был арестован подпоручик В. Мартыновский[261]. Он специализировался в резидентуре на сборе информации по экономическим и аграрным вопросам. Следует отметить, что Мартыновский сообщал на допросах только о своей деятельности, не назвал ни одного агента, с которыми работал. Он заявил о себе как об идейном стороннике Пилсудского и польском националисте. Никаких просьб о смягчении предстоявшего наказания Мартыновский не высказал, хотя и не знал об обещании Дзержинского отпустить всех польских офицеров – сотрудников резидентуры на родину. Следователь Ю. Маковский, сам разделявший в юности идеи Пилсудского, но перешедший затем на большевистские позиции, считал необходимым заключить Мартыновского в концентрационный лагерь до конца войны с Польшей, о чем и написал в постановлении по уголовному делу последнего[262]. Однако Дзержинский настоял на отправке Мартыновского в Польшу на основании заключения комиссии по амнистиям от 7 сентября 1920 г. Правда, реально он смог отправиться домой только в июне 1922 г., после излечения от тяжелой болезни.
В конце июля чекисты арестовали еще одного агента польской резидентуры в Москве – Ю. Завадского, служившего в автоброневой бригаде. Он сразу признался в проведении шпионской деятельности и подтвердил это при очной ставке с Добржинским. Поскольку он не был офицером польской армии, то на него не распространялось обещание, данное Дзержинским Добржинскому. В заключении по его делу был вынесен окончательный вердикт: «Шпионаж в пользу белых Польши доказан, а потому полагаем применить к гражданину Завадскому высшую меру наказания»[263].
Подводя итоги операции Особого отдела ВЧК по разгрому главной польской разведывательной резидентуры в Советской России под руководством И.И. Добржинского (псевдоним «Сверщ»), можно констатировать ее успешность и своевременность. На июнь 1920 г., когда начались первые аресты шпионов, советское командование запланировало крупные наступательные операции против польских войск. Всего в Москве и Петрограде было арестовано 8 человек, один агент застрелен при попытке бежать. Из состава резидентуры не удалось задержать только двоих – помощника резидента И. Квятковского и связную Г. Войцеховскую, которые уехали в Польшу с донесениями еще до ареста Добржинского. А содержательница явочной квартиры в Орше М. Пиотух, прибывшая к резиденту в Москву для оповещения о грозившем ему аресте, была доставлена в ОО ВЧК самим Добржинским,