странно. Это тяжело осознать. Такой маленький промежуток времени, но он так четко показывает всю суть восприятия конкретным человеком конкретного события, что становится понятно: время – самая страшная сила, существующая на Земле. Я набрал выученный наизусть номер, но гудки не раздавались. Я написал сообщение «Где ты? Я приеду и поговорим». Сообщение не отправилось. Я проверил баланс – деньги на счету были. Повторил отправку. Снова не отправлено. Значит, в черном списке. Окей.
В руке все еще находились два стаканчика кофе, и как только взгляд упал на них, меня прорвало: латте были доставлены прямиком в стену дома, пролетев метров пятнадцать, а окрестности пошатнулись от громкого крика, переходящего то ли в хрип, то ли в плач. «Сука!», – только и смог воспроизвести пересохший рот, хотя в голове крутилось еще сто тридцать четыре ругательства, обращенных, конечно же, не к Маше, а к судьбе, самой страшной суке, которую видела Земля. Из окна показалась седая и полысевшая кое-где голова грузного мужчины, а следом я услышал несколько аргументов, доходчиво объясняющих, какой я мудак и как бы было хорошо, если бы такие, как я, вымерли к чертовой матери и дали бы спокойно отдохнуть благочестивым людям. Я не стал спорить, потому как спорить с очевидной истиной – удел настоящих адептов ругани, а я таковым был только тогда, когда выпивал два-три литра пива.
Присев на бордюр дороги, ведущей во двор, я молился богам, чтобы в рюкзаке оказались сигареты. Судорожно выворачивая содержимое его, я нашел то, что искал, достал последнюю сигарету из пачки, вспомнил про «восемнадцать берез» Чижа и закурил. Курить я начал еще в университете, как и девяносто процентов курящих людей. В старости я, наверное, об этом пожалею. Ну и пусть.
К двадцати трем я понял не так много, как хотелось бы, но все-таки кое-что усвоил, в частности то, что для любого явления есть особый индикатор под названием «старость», потому что «старость» равняется «вечность». «Я хотел бы заниматься этим в старости» означает «я хотел бы заниматься этим всегда». Вот и все. Преломите это через любое действие, и поймете, как это работает. Усвоив это, я твердо решил делать только то, что хотел бы делать и в старости. Поэтому я и влюбился в Машу. Я видел в ней все то, что хотел бы видеть от своей жены на протяжении всей жизни: поддержку, спокойствие, критическое мышление, ум, обостренное чувство прекрасного и справедливости, в конце концов. Я хотел это видеть всегда и так боялся, что могу это потерять, что сам все и испортил. Но никогда не поздно исправиться.
Сигарета обожгла пальцы, и я вернулся из недр размышлений, почувствовав некое опустошение. «Что делать? Куда бежать? Где Курский вокзал и куда бежать?», – промелькнули воспоминанием слова Венички. Пора ехать, бежать, нестись, чтобы сохранить то немногое, что вносило в жизнь хоть какой-то смысл. К девяти я был в метро. К девяти сорока уже сидел у подъезда ее дома с новой пачкой сигарет и почти разрядившимся телефоном. Оставалось ждать.
Во дворе было пусто и тихо. Дети давно ушли