корабли в сторону италийского полуострова, юг которого принадлежал Танкреду де Лечче, а север – Генриху. В мессинском порту хозяин корабля, на котором плыли пассажиры, не собирался останавливаться надолго – лишь пополнить запасы провизии и воды. И поэтому, когда купец со встречного «торговца» прокричал ему суммы поборов, которые ждут собрата в Мессине (похоже, король Танкред решил таким образом возместить суммы, выплаченные английскому государю), владелец груза, хмурясь, подошел к Дику с предложением:
– Давайте-ка я высажу вас где-нибудь в Реккьо. Нет уж, в Мессину я заходить не буду, и вообще на остров ни ногой. Решайте, ваша светлость, куда вам надо. Если именно в Мессину, так можно высадить вас в Гриффене. Оттуда вы переправитесь в городок на любом пароме.
– Пожалуй, Реккьо мне подойдет как нельзя лучше, – равнодушно ответил Дик, которому такой вариант был даже удобней. – Высади меня там.
– Ну вот и поладили, ваша светлость.
Как фамильярность, так и непривычное обращение «ваша светлость» граф Герефорд перенес бесстрастно. В последнее время он был очень замкнут и молчалив, но ни в чем ином его мрачный настрой не проявлялся. При этом даже Трагерн, целиком поглощенный своим недавним превращением из ученика в полноправного друида, заметил, что что-то идет не так, как всегда. Какое-то время он лишь молча следил за другом и его невестой (по крайней мере, внешне все осталось почти как было), за тем, как он дарит ей подарки и как она их принимает, а потом тихонько спросил:
– Ты поссорился с Аной?
Молодой рыцарь лишь молча посмотрел на него, и друиду сразу стало ясно, что это не его дело.
Первым человеком, который в Реккьо поднялся на борт купеческого корабля, был сборщик податей. Но его король был далеко, и служака оказался покладистым: он взял мзду в мешочке и согласился считать, что эти шесть «торговцев» к городу никогда не подходили. Они и в самом деле не заходили в порт – отрабатывая взятку, сборщик сам прислал суденышки, груженные провизией и бочонками с водой. Возвращаясь обратно, плоский, как паром, грузовой кораблик увез на берег графа Герефорда, его оруженосца и молчаливую девушку, а также двух коней.
На берегу граф расплатился.
– Спасибо, ваша светлость, – по-французски сказал итальянский перевозчик. Это была единственная фраза, которую он потрудился выучить на всех расхожих языках Средиземноморья.
Когда путники немного отошли, Трагерн взглянул на Дика с лукавой улыбкой:
– Неплохо бы и пообедать, а, ваша светлость? И чем-нибудь свежим, не солониной.
– Прекрати меня так звать, Джон. Какой из меня граф?
– Самый настоящий… Ладно, monsieur le comte,[10] пошли пожуем чего-нибудь.
Они нашли вполне приличную таверну, где перед английским сеньором, возвращающимся из Святой Земли, склонились в три погибели, не дожидаясь, пока он начнет орать. Молодой рыцарь сперва удивился, как они угадали, а потом вспомнил золотую цепь, которую в память об отце и государе продолжал носить на груди, да