скупающие за бесценок старину и золото; ремесленники, сбывающие тяжелым трудом и талантом изготовленные вручную поделки; офицеры с золотыми погонами и их жены в красивых шелковых платьях и туфлях на высоком каблуке. Это яркое, шумное зрелище завораживало Зайнап, она распахивала свои серо-зеленые огромные глаза, молча удивляясь всей этой красоте, иногда дергала за руку мать, показывая ей глазами на что-то, удивившее ее, глаза становились от восторга огромными, как горные озера.
Увядшая в постоянной работе и заботе о прокорме детей, о содержании дома, к своим сорока с небольшим годам мать выглядела много старше. Ранняя седина, грустные, озабоченные глаза, морщинистое лицо, изуродованные тяжелым трудом руки со сломанными ногтями, бедная одежда не придавали ей привлекательности.
Но всегда отстиранные добела тряпочки, которым она прикрывала свой свежий добротный товар, привлекали покупателей. А если с нею была очаровательная дочурка, смотревшая на все и на всех с распахнутым удивлением и восхищением, покупатель за ценою не стоял и не торговался, а еще шутил и улыбался. Зайнап была счастливым талисманом, и мать покупала ей в награду карамельного петушка, сладкого и ароматного.
Шли годы. У Сони детей не было. Сабир стал работать на железной дороге, семье стало житься полегче. Сабир был влюблен в девушку, он бы женился на ней, но видя, как мать выбивается из сил, ее тщетные попытки залатать все дырки в бюджете, отложил свою женитьбу, чтобы помочь поставить на ноги младших.
Однажды он ушел работать в ночную смену, а утром не появился, к обеду тоже не пришел и не принес долгожданную зарплату. Мать пошла на станцию; подходя все ближе, она все больше замедляла шаг – ноги не несли, почуяло материнское сердце беду, беду страшную. Действительно, Сабира нашли в заброшенном тупике, в вагоне, зарезанным. Наверное, он еще жил некоторое время, кровавый след тянулся метра на два, видно, пытался он доползти до выхода, да сил не хватило, истек кровью.
Горе сгорбило неутешную мать, стала она старой старухой, только Зайнап, ее Звездочке, иногда удавалось развеселить ее, вызвать улыбку. Девочка танцевала и пела под виноградным шатром, подражая кому-то из увиденных в кино артистов, а мать любовалась ею и сердце ее оттаивало.
Старшие дочки вышли замуж, одна была счастлива, другая мыкала горе и бесконечно рожала детей, которые через одного умирали, не дожив и до года. То ли наговор, какой навела свекровь, ненавидящая невестку за то, что не чистая узбечка, что нищей в дом пришла да хилой, по хозяйству не помогает – сил у нее не хватает. Да и муж ее поколачивал, не глядя на беременность. А может, дети, зачатые не в любви, а в пьяном злом угаре, просто не хотели жить?
Она редко приезжала к матери, и ее приезды еще больше отнимали силы. Мать жалела худую, печальную дочку, ее слабеньких детишек, но ничем особенным помочь не могла, только выслушать могла да по голове погладить. Ну и сумки нагрузить…
Богатая тоже редко появлялась, она жила другой жизнью, среди других людей,