можем, – начал было самый главный из них.
– Это мы учтём, мальцы, – не дал договорить Бабэльмандебский. – Ну, а теперь, каманчи, гуроны, делавары, ирокезы! Вперёд – к своим вигвамам!
Ближе к вечеру были наколоты дровишки и собран кузовок ежевики. Вернулся с «посиделок» и Манюня Чубчик. Он остался весьма удовлетворён ими.
В период первого знакомства Бабэльмандебского с Чубчиком тот в своих последних произведениях проводил красной нитью философию теней, их извечную борьбу друг с другом и против третьего лишнего. Это были картины-светотени, например, оттеняющие силуэт коровы на фоне увядающей природы.
Иван Абрамыч считал себя знатоком и ценителем изобразительного искусства. В картинах Манюни его поражала прежде всего насыщенность палитры. Он без конца готов был утверждать и доказывать каждому сомневающемуся, что в его полотнах присутствует отдалённая перспектива, кажущаяся перпендикулярность, постепенно и незаметно переходящая в векторность; что симметрия чудесным образом перекликается с пространством; что воздуха в полотнах становится намного больше положенного; что за последнее время в творчестве его друга, наряду с эмоциональностью и динамикой, стала преобладать некая экспрессия что ли, выливающаяся порой в художественный, психологического характера, экстремизм. Чего только стоило одно лишь художественное полотно Чубчика под названием «Обнажённая в высоких зарослях крапивы». В процессе его первичного созерцания, особенно женским полом, у особо впечатлительных и тонко воспринимающих чувствительных натур, на теле сразу же выступала крапивница, появлялись зуд и жжение всех частей тела.
Или же взять, к примеру, картины «Жующий лимон» и «Пчелиный укус в кончик носа». Ассоциации при их просмотре были одинаковыми и адекватными: обильное слюноотделение, псевдопокраснение и псевдораспухание носа. Были и такие полотна, как «Укол в ягодицу» или «Чрезмерно тужащийся», и так далее.
По глубокому убеждению Бабэльмандебского подобное направление в деятельности Чубчика является гиперболой его художества, при этом, амбивалентность – она как бы предполагает созерцательную полифоничность.
По причине психологической направленности этих картин и исходящей от них угрозы для жизни и здоровья человечества, некоторые слабонервные любители живописи грозились даже прикрыть эту лавочку, чтобы другим неповадно было.
Под вечер с пастбища явились Матильда с Горацием, экскортируемые лохматым псом.
– Это мой Шельмец, – пояснила Фёкла Авдотьевна, рукой взлохмачивая свалявшуюся шерсть зверя, – лучший друг и верный помощник. На зорьке отгонит скотину на пастбище, вечером пригонит обратно. И напоминать не надо. До чего ж, я вам скажу, смышлёный, самостоятельный пёс.
Шельмец в это время недоверчиво, с большой опаской и подозрением, обходил и обнюхивал со всех сторон непрошеных гостей. Он негромко ворчал и пофыркивал, видимо, выражая подобным образом своё недовольство возникновением ряда