которая – с молниеносностью кошки подхватила потерянную вещь с песка.
Но меня подобные игрища почему-то не волновали.
Должно быть, я испытывал подсознательную брезгливость к разврату. Или еще внутренне не дорос до реального и мне хватало того, что имел: подглядывать, рукоблудить и фантазировать.
Трудно описать все, что я видел, а что раздувал в фантазиях до невообразимых масштабов.
Сейчас я, конечно, понимаю, что женщины – в основном одни и те же – загорали на том пляже каждый год, и прошлым летом я видел все то же самое, чем отуманенно наслаждался нынешним. Женщины не изменились, купальники их остались теми же самыми, в СССР их покупали на десять лет без перемены. Но изменился я, изменился мой взгляд на жизнь – во мне открылись новые ворота, куда вошло все, что существовало всегда, но мною не замечалось.
В первые дни я был шокирован и смят, жалел лишь о том, что нахожусь здесь без утонченного сластолюбца Кости, с которым все можно обсудить. Ведь я уже успел понять, что обсуждать мелочи, связанные с женским телом, не менее – а может быть даже более! – приятно, нежели наблюдать реально.
Потом передо мной встала серьезная проблема: наблюдения радовали глаз и тело – которое я регулярно ублажал, скрывшись в кустах на краю территории – но все виденное следовало еще сфотографировать, при том не вызвать скандала на свою голову.
Пожалуй, не буду вспоминать все подробности моих ухищрений.
В самом деле, я могу показаться каким-то совершенно обезумевшим сексуальным маньяком.
Но на самом деле, повторю еще раз, маньяком я не был.
Дело будущей жизни – математика – увлекала меня все сильнее.
Еще не имея перспективы пойти в спецшколу, я уже совершил погружение на очередную глубину любимой науки. В конце седьмого класса я написал отборочную работу и поступил во Всесоюзную математическую школу при МГУ. Я предвкушал, как осенью ко мне начнут приходить письма с заданиями на каждый месяц, а пока довольствовался «Задачником Кванта», благо на отдых взял с собой достаточное количество журналов.
Задачи я решал каждый день – обычно в часы послеобеденного отдыха, когда и взрослые и дети всей базы спали мертвым сном и мне не мешал шум.
Но математика не мешала жизни – как не мешала мне никогда.
И потому, имея в своем распоряжении уйму времени, оставшееся от задач я отдавал сексуальной сфере бытия.
А эта сфера была здесь весьма благоприятной хотя бы потому, что круглыми сутками я видел около себя даже не полуодетых, а вовсе полуголых существ женского пола, всех возрастов и всех качеств.
Поэтому воспоминания о том лете, в какой-то мере предэтапным во всей последующей мужской жизни, наполнены всепоглощающей эротикой возраста.
Я наблюдал женщин, фотографировал их и продолжал самоудовлетворяться в прежней интенсивностью.
Правда, заниматься привычным делом в привычном комфорте, сидя на унитазе, тут оказалось невозможно.
Дом, где жили мы с родителями, был рассчитан на восемь