Владимир Качан

На костылях любви


Скачать книгу

нужен, – это чистая правда, тут ничего и выдумывать не надо.

      И Дунин папа, бегло нарисовав перед родителями Максима портрет своей несчастной влюбленной дочери и надеясь при этом на родительское понимание и солидарность, рассказал, как бедная девочка чахла и сохла от любви к их сыну и таяла буквально на глазах, а родительское сердце прямо разрывалось при виде этого; и чего только не предпринимали, чтобы спасти дочь, – мол, и в Лондон этот клятый учиться отправляли, и красавцев-парней с Рублевки подсовывали, и пытались опорочить и принизить предмет ее девичьих грез – например, соблазнить его очень большими деньгами за корпоративный концерт, на котором ему заказали бы прочесть стихи Мандельштама, но… голым… Ну, не совсем голым, в плавках, конечно, но все-таки… Поверьте, очень большие деньги!.. Можно было бы ему с вами, родителями, целый год безбедно жить, ничего не делая. Заодно, понимаете, хотелось увидеть, за какую сумму молодой человек в наше время может поступиться принципами, забыть о так называемой чести…

      Тут магнат криво усмехнулся, посмотрел на старичков в расчете на понимание, но понимания на их застывших лицах не обнаружил и продолжал гнать пургу как ни в чем не бывало:

      – Мы с матерью думали, что, ежели он согласится, у дочери глазки-то откроются, и любовь ее накроется… медным тазом, как это часто бывает. Ан нет! Не вышло! А когда анадысь встретился я с ним, с Максимом-то вашим, и сделал ему это предложение, и сумму назвал, и даже аванс вынул из кармана, он, сынок ваш принципиальный, посмотрел на меня как на козявку вонючую – на меня, владельца трех предприятий, одной авиакомпании и двух газет. Обидно, знаете, но принципы я все ж таки уважаю, и людей, которые без колебаний отказываются от таких денег, – тоже уважаю.

      Спартак тараторил, не останавливаясь. Его несло на всех парусах по полноводной реке вдохновенной импровизации. Так, искусственно и профессионально возбуждаясь, он доводил почти до экстаза и себя, и избирателей, когда толкал перед ними речи во время предыдущей кампании. И уже не замечая ни омутов, ни мелководья, не контролируя речь, теряя взятый на себя образ славянофила и почвенника и смешивая таким образом «девичьи грезы» с «анадысь», он гнал и гнал свою ладью к мелодраматическому финалу, сентиментальному берегу сострадания и взаимопонимания.

      – И тогда я решил сыну вашему, Максимке принципиальному, все честно рассказать о дочери. Она ить пригожая у меня, даже ненаглядная, – всхлипнул Спартак и, желая смахнуть несуществующую слезу, полез в карман за белым платком с золотым вензелем, с его инициалами, но вовремя вспомнил, что он из народа, и просто протер оба глаза тыльной стороной ладони. – Дочурка наша, красавица, – продолжил он тоскливо, – извелась ведь вся, исстрадалася, иссохла! Короче, закручинилась. Красота-то какая пропадает всуе, испаряется. И вот я Максимке-то и поведал все про дочурку. А он спрашивает: «А от меня-то вы чего хотите?»

      Тут впервые за время монолога подал голос Платон Сергеевич:

      – Да-да, чего вы, правда,