объявил, что отправится вместе со мною в общину просить Вайкхари мне в супружество. Я был совсем счастлив, и мы выступили в поход в сопровождении многочисленной свиты и большого отряда войск.
Мы расположились станом неподалеку от общины, и отец отправил одного из советников с предложением. Старый жрец-врач сам явился сказать царю, что юная жрица дала обет служения божеству и должна оставаться при храме, но отец был не таков, чтобы подчиняться чужим доводам, и потребовал личного ответа от Вайкхари. Она пришла, расстроенная и встревоженная, умолять царя не вынуждать нарушать клятву, данную богине, но тот решительно ответил, что если она откажется быть моей женой, он уничтожит храм со всеми его постройками, а жителей всех обезглавит.
Тогда перепуганная Вайкхари побежала в храм молить богиню освободить ее и спасти сестер. Говорили впоследствии, будто в то время, как жрица приносила жертву на престоле богини и совершала воскурения, вознося мольбы к божеству, из пламени появилась белая голубка, на минуту присела на плечо молодой девы и затем упорхнула; вместе с тем железный браслет, носимый жрицею на руке в знак посвящения, отстегнулся и упал на землю в доказательство того, что богиня ее освободила.
Затем Вайкхари последовала за нами в город, и я был наверху блаженства, но, увы, не знал, что моя и матери гибель была решена уже в жестоком сердце отца, который страстно влюбился в мою невесту.
Добрая мать приняла Вайкхари как дочь, шли спешные приготовления к торжественному празднованию моей свадьбы, как вдруг накануне дня бракосочетания меня поразил страшный удар: мать нашли мертвой в постели. Ее ужалила змея, притаившаяся, как полагали, в цветах, принесенных для украшения комнаты. Я был в отчаянии, и свадьбу отложили до окончания траура, т. е. месяца на три. Тяжелое это было для меня время, но я еще сильнее привязывался к Вайкхари, которая разделяла мое горе, утешала и, по-видимому, проникалась ко мне любовью. Отец был мрачен, задумчив, мало говорил со мной и развлекался уединенными охотами, приказывая иногда и мне сопровождать его. Суами же, наоборот, положительно не отставал от меня и невесты; я сознавал, что он нас выслеживал, и его ни перед чем не останавливавшееся упорство бесило меня.
Приближался конец траура, и мне пришлось однажды опять сопровождать отца на охоту; он был мрачнее и молчаливее обычного, явно выбирал наиболее уединенные дороги и самые крутые, опасные тропинки.
Я молча следовал за ним, как вдруг заметил стоявшую на обрыве дикую козу. Я указал на нее отцу, а сам, подойдя к краю тропинки, натянул лук, но в ту же минуту получил сильный удар в спину, зашатался, потерял равновесие и полетел вниз, затем уже ничего не помнил…
Очнувшись, я увидел, что лежу в расщелине, окруженной скалами; земля вокруг была покрыта густым мхом, что, вероятно, и ослабило силу удара при падении. Тем не менее, я разорвал одежду о камни, тело было покрыто синяками и царапинами, а в спине ощущалась страшная боль.
Трудно описать