бесчисленные тучи отвратительных маленьких существ и, словно рой пчел, наполняли воздух. Крошечные чудовища кусали и щипали ее, она же, как безумная, бросалась во все стороны, спасаясь от своих преследователей. Затем внезапно послышались стоны и выстрелы, и Мэри поскользнулась на чем-то мокром и липком, увидев, что то была лужа крови. В нескольких шагах от нее стояла тощая Элеонора, указывала на нее пальцем и смеялась звонким смехом, потрясавшим каждый ее фибр. Мэри вскрикнула и проснулась вся в поту, дрожа, как в лихорадке.
– Фи, какой страшный кошмар! – прошептала она и встала, чтобы достать из саквояжа успокоительные капли. Выпив их, она легла и вскоре заснула здоровым, молодым сном.
За завтраком баронесса спросила, смеясь:
– Хорошо ли вы спали, Мэри, и что видели во сне? А у меня был отвратительный кошмар. За мной гнался тигр, а я с криком спасалась от него и все падала. В эту минуту раздалось несколько выстрелов, и я почувствовала, как тигр укусил меня. Затем я проснулась.
– Боже мой, да у меня также был кошмар и я слышала выстрелы! Моя старая няня сказала бы, что это плохая примета, – воскликнула Мэри.
– О! Кто же верит приметам в наш просвещенный век! – заявила м-ль Доберо, француженка-гувернантка, блиставшая «здравомыслием». – Объяснение легко найти: какой-нибудь охотник, вероятно, стрелял поблизости воробьев, отсюда и сходство снов м-ль и мадам, которые обе слышали выстрелы.
Все засмеялись и не думали больше об этом случае.
Глава III
В пятницу приехал доктор Заторский, и его появление оживило замок. Играли в крокет и лаун-теннис, катались по окрестностям и возвратились только к вечернему чаю.
Украдкою, но с живейшим интересом, наблюдала Мэри за доктором. Раньше она даже не смотрела на него, но толки о том, что он – возлюбленный баронессы, возбудили ее любопытство.
В настоящее время не щадят слух молодых девушек и многое, что им не следовало бы знать, громко обсуждается в их присутствии, не говоря уже о газетах, столбцы которых, полны описаний драматических страстей и срамных романов, которыми молодежь потихоньку зачитывается.
Восемнадцатилетняя Мэри считалась уже взрослой девушкой и знала многое, а потому в ней пробудилось то болезненное любопытство, которое зарождает в молодом, нетронутом воображении преждевременное познание грубой житейской действительности. У Мэри было много поклонников, особенно среди «зеленой» молодежи, едва сошедшей со школьной скамьи: студенты, пажи и юные офицеры, с едва пробивавшимися усиками, но ко всем этим юнцам она относилась несколько пренебрежительно: она знала их школьниками и в ее глазах они были несерьезными кавалерами. Даже молодой моряк и дипломат, о которых говорила ее мать, не сумели затронуть ее сердце, хотя они и открыто ухаживали за ней. Теперь представлялся случай увидеть «роман» настоящий, тайный роман. Но, как Мэри ни присматривалась, она не замечала ничего, кроме некоторой фамильярности, которая казалась обычной