полную стопку. Заметил я это только выпив четвертую, удивляясь недовольному галдежу, в котором мата было больше, чем остальных слов.
– Бармен… – Кума показывает на свой перевернутый стакан, к которому тянутся мои пальцы…
– Стакан трогать нельзя! – громко говорит он. – Вы сами приняли эти условия!
– Но… – я ошалело смотрю то на стопку, попавшую в плен, то на Куму.
Он неторопливо цедит вторые пятьдесят, откровенно смакуя. Третьи… Мне ничего не остаётся делать, как наблюдать за этим процессом, осознавая свою тупость. Четвертые… Бар вымирает, в воздухе ощутимо пахнет опасностью. И ее центр находится в человеке, который сидит напротив Кумы, поднимающего свой последний стакан. Он поднимает его над головой и произносит тост так, что его слышит каждый:
– Я поднимаю бокал за единственного настоящего мужчину в этом баре! Даня, если когда-нибудь наступит момент, знай, что я готов за тебя сдохнуть. Пусть рядом с тобой будет такая же настоящая женщина. За тебя!
Кума громко опускает пустой стакан и смотрит мне прямо в глаза. Несколько мгновений мы сидим молча, буравя друг друга взглядами.
– Бармен… расписку… – произношу я. Беру в руки половину листа, на которой моим почерком написано несколько строк, и протягиваю Куме. – Это твое по праву… Брат.
Макс несколько раз складывает лист, убирает его во внутренний карман пиджака.
– Дэн… Если это сарказм…
– Нет. Все так, как я сказал. – я тяну ему ладонь, – Брат?
– Брат! – Кума стискивает мне руку и орет, – Бармен, бля! Хуйли стоишь? Всем Вискаря за мой счет!
А телефон… Телефон я расхреначил об стену, когда не смог внятно объяснить девушке Кумы, что мы с ним теперь братья, и расходиться еще не собираемся.
Кума снова нацепил свою бородищу, завязал пояс и с посохом наперевес, будто это копьё, проскрипел старческим голосом:
– Внученька, возьми мой мешок и потопали кататься на розовом пони.
Сукин сын даже не думал сбавлять обороты и решил использовать оставшееся время на полную катушку. Мало того, что позвонил в шесть утра и напомнил про расписку с довольным хохотом, так ещё припер гребаные костюмы и заставил меня вырядиться в Снегурочку-акселератку. Губная помада на этом фоне была просто мелочью. Стоило только увидеть свое отражение в зеркальных дверях лифта. Почти двухметровая детина в коротеньком полушубке, едва прикрывающим задницу, юбка, белые лосины и красные сапоги сорок пятого размера. Блядь! Блядь! БЛЯДЬ!!! И в таком наряде он тащил меня на улицу.
– Кума, давай я куплю тебе любую тачку! Любую, какую только захочешь!
– Поговорим об этом через… – он смотрит на часы, – …одиннадцать часов и двадцать пять минут.
– Кума…
– Нет таких причин, которые остановят Деда Мороза на пути Добра! – заголосил он. Дзинькает лифт, раскрываются двери, и посох упирается мне в спину, – Вперед, внученька! Счастье близко!
– Счастье настанет тогда, когда я тебе бороду в глотку сапогом втолкаю