глубинке приходили «краеведы» самозваные, некультурные и необразованные, сплошь и рядом просто функционально неграмотные. Зато ретивые на рекламу своих начинаний, фанатичные в отстаивании местного приоритета по любому поводу, самоуверенные в обнародовании своих «достижений». Личности этого пошиба инициировали фальсификацию 1000-летних юбилеев ряда областных центров Центральной России (начиная с Белгорода); пытались сделать то же самое и в Воронеже, и в Липецке, и в Курске, в других местах. Выход на арену общественной деятельности неквалифицированных любителей краеведения – закономерное следствие экспансии так называемой массовой культуры, причём в её не самом цивилизованном – советском и постсоветском, партийно-идеологизированном варианте.
Справедливости ради надо отметить, что моменты антинаучной идеологизации бывали, и не раз, присущи также профессиональной исторической науке. Причём и до революции, и особенно затем, с тех же до– и послевоенных времён и до сегодняшнего дня. И среди вроде бы профессиональных (по должностям, званиям) историков встречаются личности, клонирующие известный литературный персонаж – профессора Выбегалло, так реалистично написанного братьями Стругацкими.[14] Историограф может просто обойти их в своём изложении, но выиграет ли от этого наша историография?
Ещё характернее для «кастовой науки» советского периода «просто» отход его представителей от авторских исследований, замыкание на преподавании истории, либо вообще смена профессии. Помимо общечеловеческих причин, тут действовала, наверное, всё та же партийная идеологизация тематики и методологии исторического исследования. В определённых ситуациях пользу для историографии приносили не те, кто писал и публиковался, а те, кто молчал.
Упоминания о названных недостатках и пробелах в региональной историографии должны, на мой взгляд, подчеркнуть жизненный подвиг тех историков, кто сумел посильно продолжить свою профессиональную работу даже в условиях тоталитаризма. Замалчивая «опыт» бездельников и конъюнктурщиков, мы тем самым умаляем подвижнический труд добросовестных исследователей. Впрочем, плюсы и минусы, свет и тени сплошь и рядом сочетались в одних и тех же творческих биографиях. Историографу (включая составителя подобного словаря) приходится ломать голову над тем, как сочетать деликатность с принципиальностью.
Вернёмся к анализу «краеведения». Его перспективы сегодня не ясны. С одной стороны, ряд краеведческих инициатив получил поддержку новых меценатов, спонсоров, региональных властей. Выходят краевые энциклопедии, периодические органы, сборники материалов.[15] Их познавательная ценность разная – от полезных, просвещающих, до вредных, дезориентирующих широкий круг читателей. С другой стороны, активность краеведов оттеняет некоторое снижение уровня гуманитарных исследований в провинциальных музеях, библиотеках и институтах (переименованных в университеты). Кризисные 1990-е гг. в высшей школе, других учреждениях культуры российской провинции,