для тех, кто хотел искупаться. Первые раза два мне было интересно, а потом я стал и в среду сбегать из дома или закрываться у себя в комнате. Я никак не мог понять, зачем деду и бабушке такие развлечения два раза в неделю. Ведь праздник хорош тем, что его нужно дожидаться, а тут праздники каждую неделю по два раза. Бабушка на мой вопрос ответила так:
– Сашенька, ожидание праздника даже лучше, чем сам праздник, пока ты молод, и у тебя есть время, чтобы ждать, а в нашем возрасте времени уже почти не осталось, вот мы и стараемся наполнить все оставшееся нам время праздниками. К сожалению, старость это трагедия, но трагизм заключается не в том, что мы стареем, а в том, что душа наша остается еще молодой.
Я любил моего деда и бабушку, но жить так, как они, мне не хотелось. Я скучал по России, по нашему хлебу, по морозу, по лужам, покрытым первым ледком, по нашему дождю, но возвращаться не хотел – боялся, что увидев Аришку, начну снова сходить с ума от того, что больше не могу с ней быть просто другом. Однажды утром позвонил отец и сказал, чтобы я возвращался как можно скорей, если хочу застать мать в живых. Я вылетел в тот же день.
Четыре года я не видел мать и проклинал себя теперь за свой эгоизм, за то, что не приезжал ни разу за эти четыре года. От моей красавицы мамы осталась тень, но улыбка была мамина, прежняя, когда я прямо с самолета примчался к ней в больницу Она узнала меня и улыбнулась, а я встал на колени у ее постели и стал целовать ее руку Мама улыбалась, а из ее глаз текли слезы и скатывались на подушку Она не могла говорить, но все время пыталась что-то сказать. Мама умерла перед рассветом. Широко открыла глаза и посмотрела на меня, сделала попытку улыбнуться, но губы уже не слушались ее. Она все смотрела и смотрела на меня, а потом закрыла глаза и вздохнула… и ушла, а мы остались… без нее… навсегда.
Я не помню, как мы вернулись домой. Я не помню ничего из тех дней, что прошли до дня похорон. Наверное, я ел и спал и что-то делал, но я не помню. Я помню кладбище и множество людей, пришедших проводить маму. Я помню, как мамин гроб засыпали землей, я помню венки и цветы, много цветов, множество красных роз, и вдруг две желтые розы. Мама любила желтые розы, когда была молодая и сильная. Я поднял глаза и увидел Аришу. Это она положила желтые розы маме в изголовье могилы. Ариша помнила, она всегда все помнит.
Она изменилась, моя Ариша. Уже не девочка, а женщина стояла напротив и не смотрела на меня. Мне говорили друзья раньше, что у нее был роман с каким-то бизнесменом в командировке, а он оказался женатым. Роман закончился быстро, и у Арины от него ребенок – кажется, девочка. Она пополнела после родов, черное платье красиво облегает фигуру, пышный узел волос на шее, длинный черный шарф на голове, печальное лицо, покрасневшие глаза, почти никакой косметики, да ей и не нужно, у нее классическая красота, которая не нуждается в дополнительном приукрашивании. Она даже не подошла ко мне после похорон. Я догнал ее и попросил разрешения прийти, и она равнодушно пожала плечами. Я пришел вечером и принес ее любимое