молодой журналист, который испытывал невероятное удовольствие от присутствия в нашем обществе. В последний месяц у него был творческий подъем, его много хвалили, но он не подхватил звездную болезнь, как это часто случалось с телевизионщиками после первого года работы.
Вождение в пьяном виде я решил отложить на потом (вспомнилось, как полгода назад, напившись текилы, я пробил бак) и оставил машину под баром. Идти было недалеко, к тому же с частью шумной компании мне было по дороге. Я болтал, смотрел по сторонам и старался вжать голову в воротник – уже было зябко, а выпил я немного. Попрощавшись с коллегами, я медленно пошел домой. Я знал, почему не тороплюсь. Вчера мы опять поссорились с рыжей, и сейчас меня ждал очередной дурацкий разговор, ужин в одиночестве и, возможно, секс. Да, кровать была у нас безъядерной зоной – в ней мы не вели никаких серьезных разговоров, не затевали ссор, только спали и занимались любовью. Поэтому даже когда мы не разговаривали, стоило залезть под одеяло, как все обиды забывались, по крайней мере, до утра, хотя такое положение вещей в последнее время меня начало даже пугать – нельзя же в концов только заниматься сексом, даже если он очень хорош! Но все же мне постепенно становилось с ней скучно, и я уже не раз задумывался об этом. Я уже не раз задумывался об этом и приходил к тому, что у рыжей не было никаких устремлений – она не хотела заниматься спортом, не хотела учиться, не интересовалась иностранными языками, ей хватало любви и поликлиники. Конечно, она поддерживала мои увлечения и начинания, но без особой инициативы. Мне становилось скучно с ней, и очарование уходило. Я подумал, что через десять лет мы можем стать одной из тех пар, которые я часто вижу в сюжетах о сложных бытовых условиях и дремучей бесперспективности. Я понимал, что все зависит от моих усилий, но понимал также и то, что энергия, которой она заряжает меня, питает эти усилия, а энергии уже не было. Скорее всего, и я чем-то ее не устраивал, а все разговоры на эту тему заканчивались ссорами.
С такими мыслями я поднимался по ступеням старой мраморной лестницы. Мы несколько месяцев искали жилье в этом районе и, как только я начал получать зарплату на телеканале, смогли снять двухкомнатную квартиру недалеко от предыдущей, на улице с булыжником. Я открыл своим ключом, вошел в коридор и начал снимать обувь. Она вышла из комнаты босиком, в трусиках и моей рубашке, которая была ей велика.
– Привет…
– Привет, как медицинские успехи?
– Нормально. А ты опять пил? – И откуда она взяла эту манеру? Словно прожила двадцать лет с мужем-алкоголиком.
– Да, посидели немного после работы, обсуждали разное…
Она сложила руки на груди и оперлась спиной о стену. Она не старалась показаться обиженной, она действительно расстроилась. И губы надувала не специально.
– Ну что ты, у нас работа такая, мы живем ею, пойми… Это не отработать до шести и никаких мыслей после! – сказал я и понял, что лучше бы конец фразы был другим.
– А думаешь, я иначе? Думаешь, я просто выписала