Некоторое время понаблюдав за Андреем, Подгорин медленно закрыл дверь и направился к себе, даже не подозревая, что видит того живым в последний раз.
А Дальнов, уже под вечер вырвавшись из тягостного забытья, вдруг ощутил страшную слабость и дикую резь в животе, будто бы наелся толченого стекла, и оно своими острыми гранями врезалось в его внутренности. Он попытался подняться с кровати, но сил на это не было. Не было сил и на то, чтобы позвать на помощь… Да и как звать, если рот и гортань пересохли, и он мог издавать только слабое сипение?
Андрей слабо ворочался на кровати, страшно жалея о том, что не согласился сходить к врачу. Это только в далекой молодости думалось, что в пятьдесят жизнь уже опостылеет и умирать совсем не страшно. Если бы! Жить хочется всегда, и уйти из жизни в какие-то пятьдесят безумно обидно – какие это годы?! Мысль о том, что, возможно, это последний день его жизни, придала сил, и, превозмогая слабость, Дальнов свалился на пол. Как ему хотелось, чтобы в этот момент кто-то заглянул к нему в комнату! Но никого не было…
Он попытался подползти к порогу, но внезапно его тело содрогнулось от непроизвольных, не зависящих от его воли и желания конвульсий, отозвавшихся во внутренностях адской болью. Скорчившись на полу, Андрей, вопреки всякой логике, покатился назад, к кровати. Его раздражал яркий свет ламп, бьющий из-под потолка. И почему-то вдруг захотелось туда, где тихо, уютно и темно. Краем сознания понимая, что у него начались нарушения психики и нервной деятельности, он, тем не менее, последним усилием, сам не зная для чего, забрался под кровать.
И впрямь как будто стало легче. И тут… тело Андрея само по себе забилось в ужасающих корчах, и он вдруг понял: это – конец… Сознание окончательно помутилось и в какое-то неуловимое мгновение погасло совсем.
…Утром, не увидев в столовой Андрея, Валентин почувствовал, что дело неладно. Почему-то опаздывал на завтрак и Дмитрий Линёв. Прибежав в общежитие, Подгорин первым делом направился в комнату Дальнова. Открыв дверь, он некоторое время с удивлением взирал на скомканную постель, сброшенную на пол подушку, опрокинутый торшер. Андрея в комнате видно не было. Заметив, что кровать почему-то отодвинута от стенки и стоит немного наискосок, он на всякий случай заглянул под нее и… не смог поверить своим глазам – там, выгнувшись назад, лежал Дальнов. Пальцы его рук были судорожно скрючены, на лице застыла гримаса невыразимой муки. Дотронувшись до его запястья, Валентин невольно отдернул руку назад – оно было ледяным. Дальнов умер! Оглядевшись по сторонам, Подгорин заметил стоящие в другом конце комнаты на полу две частично опорожненные пластиковые бутылки с какой-то жидкостью. Открутив пробки и понюхав, он ощутил запах спирта.
Судя по этим емкостям, можно было предположить, что Андрей, которому показалось мало выпитого пива, раздобыл из каптерки индонезийских авиатехников технический спирт. Однако подобное не укладывалось ни в какие рамки! Во-первых, Подгорин знал Дальнова как человека здравомыслящего и не склонного к спонтанному,