совести, в которую Лавров не верил. При чем тут вообще совесть? Он что, украл? Не украл. Убил? Не убил. Он жил, как мог, и получил то, что само плыло в руки. Он молодой, жемчугом светится в темном зеркале улыбка, и он еще встретит свою любовь, и все будет как на глянцевых страницах – домик на взморье, холеная красавица жена, стерильно чистые кудрявые малыши (ах, как похожи на папу) и счастливый отец – в лыжном костюме и очках… Впрочем, это с другой страницы, а на этой кто-то небрежно выкромсал кусок…
Лавров быстро пригладил перед зеркалом густые темные волосы. Как у многих людей, его лицо перед зеркалом приняло неестественное выражение, на тонких губах появилась заученная доброжелательно-ироничная улыбка.
Над московскими бульварами плыл весенний вечер – обычный столичный вечер, говорливый, дурнопахнущий, хмельной. «Поеду на метро, – решил Лавров. – А то в пробках дольше простою. Нужно быть ближе к народу».
Решив осчастливить гипотетический народ своей непосредственной близостью, Дмитрий направился к входу в метро.
В поезде он с нескрываемым любопытством рассматривал лица попутчиков. Пожалуй, решив окунуться в жизнь народа, Лавров кокетничал перед самим собой. Не так уж давно он «выбился в люди», чтобы забыть, как выглядит обыватель среднего достатка. Дмитрий просто не желал оставаться наедине со своими мыслями, хотел зрительных впечатлений, простых и понятных. Но мысли привычно текли по накатанному кругу…
«Вот этот человек, – размышлял Лавров, косясь на невзрачного мужичонку в чистеньком, но старомодном плаще и с портфелем из кожзаменителя в руках, – предположим, он порядочен и честен. Нет, не так. Предположим, ему не в чем себя упрекнуть. Честный труженик, верный муж, примерный отец. Работает… Кем? Бухгалтером на маленьком предприятии. Двое детей – девочка, читательница нашего (моего!) журнальчика, любительница нарядов и клубной музыки, сын-оболтус косит от армии, продает сотовые телефоны в занюханном салонишке. Жена болеет по-женски. Два кредита – на холодильник и на стиральную машинку. Всем нужны деньги – на тряпки, лекарства, на взятки чиновникам. И он работает, работает как вол, до седьмого пота, не гнушается брать халтуру. Но у него впалые щеки, серая кожа – весенний авитаминоз, обычное дело. Изо рта пованивает – зубы больные, лечение дорого. Белки глаз желтые – тут и человек без медицинского образования скажет, что у бедняги не в порядке печень. Вот помучается еще немного и отойдет в лучший мир, где несть ни печалей, ни воздыхания. Так это еще вопрос, существует ли он, этот самый лучший мир. Я лично сомневаюсь. А вот умирать бедолага будет долго и муторно. Денег на хорошую клинику у него нет, а значит, лежать придется в дурной больнице, в коридоре, и медсестры на него орать станут, а домашним он будет в тягость…»
Занятый такими мыслями, Лавров пристально рассматривал своего визави и, наконец, совершенно его смутил. Пробурчав что-то типа «придурок», мужчина стал проталкиваться к выходу. Дмитрий очнулся и усмехнулся себе под нос.
«Что я насочинял? Ерунда какая. О себе думать надо! Кстати,