победят сегодня русские
Что будет здесь, коль уж сейчас
Земля крошится уж сейчас
И небо пыльно уж сейчас
Породы рушатся подземные
И воды мечутся подземные
И звери мечутся подземные
И люди бегают наземные
Туда-сюда бегут приземные
И птицы собрались надземные
Все птицы – вороны надземные
А все ж татары поприятней
И лица мне их поприятней
И голоса их поприятней
И имена их поприятней
Да и повадка поприятней
Хоть русские и поопрятней
А все ж татары поприятней
Так пусть татары победят
Отсюда все мне будет видно
Татары значит победят
А впрочем – завтра будет видно
«Как страшно жить в безжалостной истории…»
Как страшно жить в безжалостной истории
Словно на неподвластной истине
и оправданию территории
Так Борис Годунов по прошествии стольких
чужих слов и дел
И сам в результате уверовал, что царевича
убил и даже съел
А другие, кто действительно был замечен
при жизни в этом деле
Уверились, что святые, что только
и делали, что постились –
не пили, не ели
ЦАРЕВИЧ ДИМИТРИЙ
Печален образ Годунова,
Убившего Димитрия.
Пред каждым годом новым
В великолепной митре он
Являлся с грозными очами,
С следами крови явными,
И царь бежал, бежал, кричал он
И был похож на пьяного.
Обыкновенно ж приходил
Зарезанным младенцем,
И царь его в слезах молил:
«Не я! Куда ж мне деться?!»
Таков закон и царств и дел:
Где нет порядков твердых,
Там учит царственных людей
Младенец, только мертвый.
«Как жаль их трехсот пятидесяти двух…»
Как жаль их трехсот пятидесяти двух
юных, молодых, почти
еще без усов
Лежащих с бледным еще румянцем
и с капельками крови на шее
среди дремучих московских лесов
Порубанных в сердцах неистовым
и матерым Сусаниным,
впавшим в ярость патриота
И бежавшим отсюда, устрашившись
содеянного, и затонувшим
среди местного болота
Жаль их, конечно, но если подумать:
прожили бы еще с десяток
лишних шляхетских лет своих
Ну и что? а тут – стали
соавторами знаменитого
всенародного подвига,
история запомнила их
«Где же ангел под небесами?..»
Где же ангел под небесами? –
Умирая Святой Сусанин
Вопрошал не гневаясь
Выпивая с поляками
На брудершафт