высказывания Уаттенберга, можно, не страшась обвинений в американском шовинизме, заключить, что торговля культурной продукцией действительно показательна для характеристики взаимного влияния. Гипотеза о параллельном развитии применительно к идеологии неприемлема, даже если все изученные влияния идут преимущественно в одном направлении. По-видимому, необходимо поднять вопрос и о той школе социальной критики, образцом которой можно считать работу Аллана Блума «Затмение американского разума», автор которой исходит из сомнительной посылки, что американские университеты и американские культурные институты оказались в плену вредоносных иностранцев, обыкновенно говорящих с немецким акцентом. Такого рода обвинения по сердцу американским патриотам, которым трудно вообразить, что нечто такое, что они находят отвратительным, может иметь чисто американское происхождение[24].
Но то, на чем делает акцент учение о пагубном иноземном влиянии, носит одновременно субъективный и эмоциональный характер. На каком основании мы должны верить, что эгалитаризм или сентиментальное сочувствие предполагаемым жертвам, пронизывающее нашу университетскую жизнь, не могли возникнуть на национальной почве, а должны были быть заимствованы из Европы, прежде чем укорениться здесь? По мысли Блума, моральные устои Америки разрушает не радикальный эгалитаризм, а «немецкое влияние», источником которого являются Ницше и Хайдеггер. Давно умершие реакционные тевтоны призваны к ответу в качестве постмодернистских творцов скептицизма, разрушающего американские демократию и равенство, который, по мнению Блума, царит в наших университетах.
Хотя «Затмение американского разума» в стане либерализма периода «холодной войны» представляет собой полный аналог консервативного выпада Бьюкенена против вредоносных иностранных влияний, но, когда дело доходит до текстуальных доказательств, интерпретация Блума оказывается еще более худосочной. Мнения и оценки – вот и все, что остается после чтения его книги. Впрочем, его сближает с Бьюкененом та мысль, что американская империя представляет собой разбухшую губку, которая без разбора засасывает всякие неамериканские идеи. Такой картине давно уже место на чердаке, среди прочего ветхого хлама.
В главе 2 мы рассмотрим непростую историю марксистской теории после 1960-х годов, определявшуюся растущим несоответствием между марксистско-ленинскими пророчествами и непокорной действительностью. Поскольку развитые капиталистические страны так и не рухнули под тяжестью экономических проблем и противоречий, а марксистские правительства были заняты дефицитом материальных благ и крайней непроизводительностью экономики и поскольку западноевропейские коммунистические партии так и не сумели побить собственный рекорд на выборах (порядка трети голосов избирателей), коммунистам и их сторонникам пришлось подыскивать объяснения этим малоприятным фактам. Объяснения, предложенные внутри