ектуальной издательской системе Ridero
БОЛЬШАЯ ПЛАНЕТА
I
Невысокий, но подтянутый, Артур Хиддерс – по меньшей мере, так он себя называл – носил одежду земного покроя и от типичного землянина отличался разве что длиной волос и закрученными усами. Деликатные черты его лица казались непропорционально мелкими по сравнению с большой круглой головой.
Отвернувшись от иллюминатора, он устремил на Эли Пьянцу по-детски простодушный взгляд: «Все это очень любопытно – но совершенно бесполезно, не правда ли?»
«Бесполезно? – с подчеркнутым достоинством переспросил Пьянца. – Боюсь, я вас не понял».
Хиддерс отозвался беззаботным жестом: «На протяжении последних пятисот лет каждое новое поколение чиновников Земного Централа отправляло на Большую Планету очередную комиссию. Иногда такая делегация возвращалась в целости и сохранности, но чаще всего пропадала без вести. И в том, и в другом случае дорогостоящая эпопея заканчивалась безрезультатно. Снова и снова провоцируется вспыльчивый – мягко говоря – темперамент обитателей Большой Планеты, снова и снова гибнут исследователи, но все остается по-прежнему».
«Вполне обоснованная точка зрения, – серьезно кивнул Пьянца. – Но на этот раз, возможно, желаемые результаты будут достигнуты».
Подняв брови, Хиддерс развел руками: «Почему бы это было так? Разве Большая Планета изменилась? Разве изменились цели или методы Земного Централа?»
Пьянца беспокойно огляделся по сторонам – в салоне больше никого не было, кроме сестры сострадания, сидевшей неподвижно, как статуя; судя по выражению ее исхудалого бледного лица, полузакрытого капюшоном, монахиня была полностью погружена в благочестивые размышления.
«Условия изменились, – признался наконец Пьянца. – Причем изменения существенны. Прежние делегации отправляли на Большую Планету, чтобы – скажем так – успокоить совесть землян. Мы знали, что на Большой Планете кишмя кишат убийства, пытки, террор. Мы знали, что с этим нужно было что-то делать». Пьянца печально улыбнулся: «А теперь на Большой Планете появилось нечто новое – так называемый Баджарнум Божолейский».
«Да-да, я частенько бывал в его владениях».
«Что ж, на Большой Планете, надо полагать, насчитываются сотни правителей не менее жестоких, заносчивых и непредсказуемых – но Баджарнум, как вам, конечно же, известно, расширяет пределы своей империи и масштабы своей деятельности, причем не только на Большой Планете».
«А! – догадался Хиддерс. – Значит, вы прибыли, чтобы расследовать делишки Чарли Лисиддера».
«Можно сказать и так. И на этот раз мы уполномочены вмешаться».
В салон зашел мускулистый темнокожий человек среднего роста, двигавшийся быстро и решительно – Клод Глистра, исполнительный председатель комиссии. Обведя салон ледяным взглядом голубых глаз, он присоединился к Хиддерсу и Пьянце у иллюминатора и указал пальцем вверх, на пылающее желтое солнце: «Федра близко. Через несколько часов мы приземлимся на Большой Планете».
Прозвенел гонг. «Обед!» – облегченно вздохнул Пьянца. Глистра первый направился к выходу, но задержался у двери, чтобы пропустить вперед сестру сострадания, проскользнувшую мимо в развевающейся черной рясе.
«Странное существо!» – пробормотал Пьянца.
Глистра рассмеялся: «На Большой Планете живут только странные люди – почему бы еще они там поселились? Если она желает обращать их в свою веру – или даже просто предаваться собственным причудам – ей никто не может это запретить. Кроме того, за исключением манеры одеваться, ее странности сделали бы честь любой планете».
Хиддерс охотно кивнул. Сестры сострадания, подобно древним сестрам милосердия, заслужили высокую репутацию в цивилизованных мирах: «На Большой Планете процветает идеальная демократия – не так ли, господин Глистра?»
Пьянца с любопытством ожидал ответа председателя комиссии – Глистра не стеснялся выражать свои мнения. И Глистра не преминул оправдать его ожидания: «Идеальная анархия, господин Хиддерс».
Молча спустившись по винтовой лестнице в обеденный зал, они заняли свои места. Один за другим стали собираться и другие делегаты комиссии. Первым прибыл Роджер Фэйн – тяжеловесный, громогласный, полнокровный; за ним последовал Мосс Кетч – смуглый, замкнутый и язвительный. Почти одновременно с ним явился Стив Бишоп, самый молодой делегат, с физиономией доверчивой, как у овцы, и шевелюрой лоснящейся, как у тюленя – голова Бишопа была набита эрудицией, он проявлял склонность к ипохондрии. Его стремление к постоянному приумножению знаний удовлетворялось переносной библиотекой микрофильмов, а его мнительность – жилетом с многочисленными карманами, набитыми медикаментами. Последним пришел Брюс Даррó – рыжеволосый эколог с военной выправкой, вечно поджимавший губы так, словно он едва сдерживал вспышку гнева.
За обедом никто не спорил, но над столом нависла напряженная атмосфера – и напряжение это продолжало обостряться всю вторую половину дня по мере