уходить в тень, выкручиваться, перестраиваться. И не только мне, а и всему малому бизнесу. Впрочем, цыплят по осени считают, и неизвестно, что произойдет на парламентских выборах. Так что пока подожду и постараюсь максимально закрыть долги. Бизнес – это постоянная война с государством, где затяжное перемирие часто сменяется очередным наступлением. Вот такая была у меня в тот день работа. Серьезно задумалась, а стоит ли вообще заниматься своим бизнесом? Но прошло время, машину отремонтировали, налог пришлось доплатить, министра сместили и назначили другого, законопроект отправили на доработку. Да, малый бизнес – действительно постоянная война с чиновниками. Они забирают мои нервы и время. И всё же я есть.
…Сегодня – тучи, состояние сонное. Совсем другой ритм работы, клиенты не торопятся. Я попадаю в этот ритм, тоже не тороплюсь. В результате везде опаздываю. В конце дня каким-то непостижимым образом собираю свою выручку, привожу деньги. Всё складывается – в этом новом ритме, безо всякого плана. Иногда я думаю, что у меня очень странная работа. Это не бизнес. Это течение реки. Нечто очень личное. Новая философия каждого дня. Иногда возникает удивительное ощущение: возможно все. Любое желание. Только бы оно было – это самое желание. А в действительности возможно всё.
Да здравствует спекулянт! Жестокость как смысл бытия…
…31 мая 2013 года, пятница. Недавно моя знакомая, прочитав мои записи о бизнесе, сказала: «Очень интересно, но мне кажется, что в настоящем бизнесе все намного жестче и бесчеловечнее. Ты описываешь его слишком красиво и романтично». И я задумалась о жесткости и бесчеловечности как одной из сторон жизни. И снова память услужливо, словно преданный архивариус, расстилает передо мной свитки событий недавних и более давних лет. Прошлый год, такая же пятница 18 мая, по-летнему жаркий день. Открываю свои записи: «Сегодня день депортации крымских татар. Везде стоят патрули. Удивляюсь каждый раз, когда выезжаю на работу и обнаруживаю какой-нибудь «день». Особенно день депортации. Опыт предыдущих лет показал, что мои знакомые доктора, крымские татары, в этот исторический «день» больше беспокоятся о качественном обслуживании своих пациентов, а не о соблюдении исторических приличий. Страсти давно утихли, деловые работающие люди быстро разобрались, что любая демонстрация – это потеря прибыли. Сегодня никто из работающих демонстраций не хочет, если, конечно, их участие не оплачивается».
В тот день моя машина мчалась по пустой трассе среди гор, а я вспоминала, как все начиналось, когда в Крым приехали татары, как они сразу почувствовали себя хозяевами, вернувшимися в дом, где проживание других людей посчитали почему-то незаконным. Я тогда часто гуляла с годовалой дочкой по улице, мамочек было много, и одна вновь прибывшая молодая татарка – вся в золоте и дорогой одежде, с пухленьким чернявым мальчиком, сказала мне тогда тихо, спокойно, как-то буднично и потому страшно: «Ничего, мы скоро вас, славян, отсюда выгоним. Это наша земля».