кожей сестру по лицу. Она вскрикнула, зажмурилась, заслонилась руками. Выиграв секунды, я прыгнул в сторону через мамину клумбу и закатился под стол на веранде. Длинная фестончатая скатерть надежно спрятала меня от слезящихся глаз Нарине. Обхватив колени и замерев на холодном каменном полу, я слышал, как она звала маму. Когда голос ее стал глуше, тусклее, я решил приподнять угол скатерти. Самое время покидать убежище. Вдруг совсем рядом я услышал:
– Садись, садись, дорогой! Женщинам все равно не понять, – узнаю я голос дяди Гургена. Он садится за стол и под скатерть проникают его огромные темные ноги. Они обуты в стоптанные шлепанцы, черные волосы покрывают всю кожу ног, отчего мне кажется, что дядя никогда полностью не раздевается.
Кто-то еще садится за стол с другой стороны. По отдельным возгласам я не могу понять, кто это. Потом со стуком на стол ставится что-то большое. Затем я слышу, как два маленьких предмета один за другим падают и катятся по поверхности.
– Ты удачлив, Гурген. Но удача бывает переменчива, – пришептывает неузнанный голос.
– А, дорогой, – представляю, как дядя прищуривается, улыбаясь, – не говори под руку. С камнями надо уметь договариваться. И верить в них. Тогда они будут приносить тебе удачу.
Я люблю слушать, когда говорит дядя Гурген. Его слова, как спелый инжир: сладкие, обильные, запоминающиеся. Словно тысячи косточек смоквы, лопающихся и застревающих на зубах, слова дяди надолго оставались во мне, перекатываясь в голове воспоминаниями. Может быть, так происходило потому, что я не всегда до конца понимал, что значат его фразы. Загадочные обороты цепляли меня, и я долго их обдумывал.
– Подходи ближе, ближе, дорогой! Не стесняйся, ставь свои фишки в мой «дом». Я тебя тут, во «дворе», поджидаю, готовлюсь: строю «запруду».
Теперь маленькие предметы постоянно падали на крышку стола и со стуком по ней перекатывались. Я вспомнил, как однажды отец взял меня с собой в горы. Мы поехали к его приятелю, у которого в садах росло много орехов. Они как раз поспели, и он разрешил мне взять столько орехов, сколько я смогу поймать. Сын хозяина забрался на дерево, стал рвать орехи и бросать их вниз. Сначала я не мог схватить ни одного ореха. Они летели мимо меня и громко стукались о плитки, выстилающие двор. Я заметил, что отец перестал шутить и замолчал. Тогда я снял рубашку, ворот взял в зубы, а противоположные концы зажал в руках, растянув ткань в стороны. С этим капканом дело пошло веселее. Я наловил приличную кучу орехов, а в награду за сообразительность хозяин одарил нас еще бочонком меда. Сидя под столом и слушая дробь над головой, я вспомнил те орехи. Мне казалось, они снова падают на меня сверху, а я не могу их поймать. Но мне обязательно надо придумать, как их достать! Я не глупый малыш! Я приподнял скатерть и осторожно выглянул из своего убежища. В этот момент один орешек соскользнул со стола и упал на пол. Я быстро схватил его: в моей ладони лежал игральный кубик. Он жалобно смотрел на меня одиноким черным глазком. Мне показалось, что он тоже не хотел