нежной зари.
Страшно и чудно звенели слова,
Словно земля, будто колокол билась,
Ввысь уносилась, лбом становилась,
Над океаном Вселенной склонилась,
Как над казнёнными храм Покрова.
Всё из меня в бесконечность ушло,
Ночь в темной луже мерцает совою,
Бездна в ней воет дырою пустою,
Скорчилось тело, плывет, – за собою
Тащит утопленник воли весло.
«Оботру твои ноги…»
1988.
Оботру твои ноги,
А в лицо не взгляну.
Свет небесный с дороги
Присмотрелся к окну.
Предусмотрена юность
Пересмотренных книг,
Под склоненной главою
Тих сияющий лик.
«Все чувства у них – номерки …»
Все чувства у них – номерки —
чудовищных вымыслов числа
нелепой игривости грез.
А вместо безмерности мысли
одних ожиданий вопрос.
Хочу разорвать всю душу,
вмиг ожить, вмиг умереть
иль выдумать казнь мне похуже,
чтоб жизни не смог я стерпеть.
Но это – мираж, наважденье,
а смерти ладонь глубока. —
Язык проглотив, исступленье
повисло на строчке стиха.
«Пусто и холодно…»
Пусто и холодно
Ночи рассеянье,
Словом мечту озарив,
Случай назвал тебя
Чудным мгновением,
Чудо ему подарив.
Долго ищу наважденье,
Не встречу
В свой сокровеннейший миг
Что же тогда было:
Счастье иль ветер,
Пламя иль плачущий стих?
«Там за порогом…»
Там за порогом
Смутные желания
Растут,
Чуть тянутся…
Прошли…
Лишь пустота,
Открыв ладонь отчаяния,
Взошла цветком
Из-под земли.
«Искусство – это тайна исчезать…»
Искусство – это тайна исчезать,
И становиться всем,
Чем пожелаешь,
Чтоб самый зрячий
И слепой
Тебя могли
За зеркало принять.
«Страшно ждать мне вдохновенья…»
Страшно ждать мне вдохновенья,
Зная, что за ним – провал,
Может, не создав творенья,
Знать: другой его создал.
Будто где-то оборвалась
Струйка знанья: где же дно?
Будто всё, что знать я должен,
Дух мой знал уже давно.
«Я стекаю по стёклам…»
Я стекаю по стёклам
Собственных мыслей,
Строю мысли по сводам
Нехоженых высей.
Озаряются мысли
Лицами вдали,
Я стекаю по лицам
Вечерней слезою,
Я в слезе отражаюсь
Последней мечтою,
Где проходят все мысли,
Где все мысли прошли.
Леонид Финкель