Лицо красивое, властное, глаза с прищуром, нос кверху. Маникюр, педикюр по высшему классу – все яркое и свежее. И даже тембр ее голоса дает понять, что его хозяйка привыкла всю жизнь повелевать и ни в чем себе не отказывать.
Шли той же дорогой, которую Ирина дважды измерила жарким днем.
Тишина вместе со зноем ушла из села. Вобля ожила – возле каждого двора жизнь: ребятишки, по виду городские, кричат, мяч гоняют, три девчонки в шортах по бревнам лазают, пересчитывая их по-английски на все лады, по дороге на мотоциклах то и дело проносятся подростки с мрачными лицами, а по краю улицы, поднимая пыль и роняя лепешки, бредет стадо.
Стадо – это слишком. Так – пять коз и столько же коров да телок. За ними шел неопределенного возраста человек с помятым круглым лицом, широкая переносица и глаза-щелочки выдавали дауна. Даун гнал коров и, вглядываясь в лицо каждого встречного, с готовностью ему улыбался.
Лара успевала заметить неполадки во дворах, отсутствие клумб и немытые окна, говорила о русской лени и о расхлябанности, за которые ей перед иностранцами стыдно и за которые те русским постоянно пеняют. Ирина не возражала. Она давно приметила в соотечественниках странность: если ругаешь родную страну, то в этом у тебя всегда много союзников, а если хвалишь, то делаешь это в одиночестве. И приметив, в разговорах о России участвовать перестала.
Подошли ко двору, дорога против которого была усыпана желтыми цветами, и по которым, ничуть их не жалея, шли буренки.
– Да это колдовство какое-то, – глядя на цветы, определила Лара, – на погоду, видно, или на урожай.
– Угадала. На огурцы… Примета верная, испытанная, – ответила Ирина, тотчас догадавшись, у кого Лара берет молоко.
Возле распахнутой калитки, незаметная в зелени палисадника, стояла Вера и тоже смотрела, как по желтым цветам идет стадо.
– Ну, ты еще как при царе Горохе живешь, даже смешно, – заважничала Лара. – Учительница называется. Лучше бы взяла да искусственное опыление провела…
Вера, протянув кусок хлеба отделившейся от стада буренке с красиво выгнутыми рогами, не замечая слов Ларисы, улыбнулась Ирине, как старой знакомой.
– Вера-а-а… – неожиданно закричал пастух. Хлопая самодельным бичом по запыленным сапогам, остановился рядом с женщинами. Оглядывая их сияющими глазками и обнажая в улыбке зубы и радостно сообщил:
– Пригнал коров, Вера-а-а… Всех! Их слепни кусали, а они как побежали… – При этих словах даун обхватил круглую голову руками, демонстрируя, какое это было для него страшное событие. – Далеко побежали, побежали…
– А ты молодец! – хлопнув буренку ладонью по крутому боку, провожая ее в калитку, участливо, а не только чтобы отвязаться, ответила дауну Вера. – В такую жару слепни особенно животных донимают. Устал, наверное, Егорушка?
Тот в знак согласия, продолжая лучезарно улыбаться, быстро-быстро закивал головой.
– Приходи, я тебе пирожков напекла… Бабушке покажись, чтобы не волновалась, и приходи. Будем ждать тебя…
Егорушка, не снимая с лица улыбки, морщившей его лицо, как печеное яблоко, хлопая бичом