живота и бедер.
– Это ненормально, что дети до пенсии с родителями живут. Только русские такие.
– Нет, еще итальянцы, – сказала Светлана. – Давай как-нибудь съездим в Италию.
– У американцев родители отвечают за детей до совершеннолетия. То есть, в большинстве штатов, до двадцати одного года. А потом – все, гудбай, пинком из дома.
– Какой ужас, – сказала Светлана. – А потом дети родителей в дома престарелых сдают. Слава богу, у нас это не принято.
– Японцы вообще детей сразу же отдают бабушкам и дедушкам, а сами живут молодой жизнью.
– Чушь какая-то.
– Ничего не чушь. Молодые люди не могут детей воспитывать. У них еще нет мудрости, им гулять надо. Дети должны жить со стариками. У них есть чему поучиться. Дети не должны видеть жизнь своих родителей. Все эти пьянки, ссоры.
– Ничего себе, – чуть обиженно ответила Светлана. – А мы?
– Я же не про нас говорю. Мы исключение.
Светлана вытащила из волос заколку, и волосы рассыпались по плечам.
– Милый, а куда ты смотришь?
Виктор, хмурясь, через темные стекла очков смотрел ей за спину.
– Тот парень все время на тебя пялится.
Светлана оглянулась. Парень с застывшей улыбкой разглядывал ее.
– Пусть смотрит.
Чуть позднее, когда Светлана легла на живот, расстегнув лифчик, и Виктор, оседлав жену, ладонями размазывал жирный, неприятно пахнущий крем по ее гладкой бархатной спине, Светлана лениво пробормотала сквозь зубы:
– Ты его раньше здесь видел?
Виктор, бросив на парня быстрый (и, как он надеялся, грозный и полный превосходства) взгляд, покачал головой.
– Нет. А ты?
Прикрыв глаза, Светлана с блаженной улыбкой ответила:
– Тоже нет.
Спустя минуту Виктор сказал:
– Кажется, уходит.
И еще через минуту:
– Вот черт.
– Что?
– Он нас сфотографировал.
Светлана, приподняв голову, круглыми от удивления глазами смотрела на молодого парня. Он успел надеть светло-зеленую майку.
Парень повесил фотокамеру на шею, широко улыбнулся и помахал рукой. Жест показался Светлане грубым и неуместным.
Скатав одеяло, парень сунул его в большой пакет и спокойно отправился прочь. Ветер трепал его темные волосы.
Виктор вскочил и побежал за ним.
– Парень, постой. Эй!
Он поравнялся с грубияном. Тот шел прямо, с загадочной улыбкой глядя прямо перед собой. Черные очки делали лицо юноши непроницаемым и подозрительным. При каждом шаге висящий на шее «Эпсон» постукивал его по загорелой груди.
– Зачем ты это сделал?
Парень не ответил.
– Слушай, ты! Я что, со стенкой разговариваю?
Он с неожиданной для самого себя яростью схватил парня за плечо.
Они молча смотрели друг на друга. Виктор – гневно, сжав кулаки. Парень – с застывшей улыбкой.
– Извините, если обидел вас или вашу жену. – Его улыбка