у меня, так я не выдержу и возвращу его мужу, а между тем он необходим для спокойствия всей моей будущей жизни!
– Чем же он так необходим для спокойствия вашей будущей жизни?
– Тем, что он будет служить для мужа некоторым страхом.
– Но ведь вы уж больше не живете с вашим мужем?
– Да, но он может меня потребовать к себе каждую минуту.
Павел задумался; в продолжение всей этой сцены он вел себя как бы солиднейший мужчина.
– Вот об этом-то, друг мой, собственно, я и хотела посоветоваться с вами: имею ли я право воспользоваться этим векселем или нет?
Павел развел руками и начал не без важности:
– По-моему, имеете и нет; не имеете права, потому что муж ваш не желает вам оставить этот вексель, а имеете его, потому что он заел весь ваш век; следовательно, должен поплатиться с вами не только деньгами, но даже жизнию, если бы вы потребовали того!..
– Да, подите, – люди разве рассудят так!.. Никто этого не знает, да и знать не хочет!.. Я здесь совершенно одна, ни посоветоваться мне не с кем, ни заступиться за меня некому! – проговорила m-me Фатеева и заплакала горькими-горькими слезами.
Павлу сделалось до глубины души ее жаль.
– Что ж вам за дело до людей!.. – воскликнул он сколь возможно более убедительным тоном. – Ну и пусть себе судят, как хотят! – А что, Мари, скажите, знает эту грустную вашу повесть? – прибавил он: ему давно уже хотелось поговорить о своем сокровище Мари.
– Кажется, знает!.. – отвечала Фатеева довольно холодно. – По крайней мере, я слышала, что муж к ней и к Есперу Иванычу, как к родственникам своим, писал обо всем, и она, вероятно, больше симпатизирует ему.
– Мари? – спросил Павел с удивлением.
– Да, – отвечала Фатеева, – она в этом случае ужасная пуристка, – особенно в отношении других.
– А в отношении себя что же? – сказал Павел. Он видел, что m-me Фатеева была за что-то очень сердита на Мари.
– О, в отношении себя нет! – говорила та. – Хоть бы с вами, – вы ведь к ней неравнодушны!
– Я? – спросил Павел, покраснев.
– Да, вы!.. И даже очень неравнодушны, – так?
– Может быть, – отвечал Павел, улыбаясь: он очень рад был этому вопросу.
– С вами, по-моему, – продолжала Фатеева грустно-серьезным тоном, – она очень нехорошо поступала; она видела ваши чувства к себе, почему же она не сказала вам, что любит другого?
– Мари любит другого?.. Но кого же? – спросил Павел каким-то глухим и торопливым голосом.
– Там одного господина; их, вероятно, скоро свадьба будет.
Павел почувствовал, что у него в голове как бы что-то такое лопнуло.
– Как же это?.. Я у самой вас спрашивал: нет ли чего особенного у Мари в Москве, и вы решительно сказали, что нет! – проговорил он с укоризною.
– Друг мой!.. – воскликнула Фатеева. – Я никак не могла тогда сказать вам того! Мари умоляла меня и взяла с меня клятву, чтобы я не проговорилась вам о том как-нибудь. Она не хотела, как сама мне говорила, огорчать вас. «Пусть, говорит, он учится теперь как можно лучше!»
– Хорошо