продолжал Елпидифор Мартыныч, – его, может, дома нет, да и не любит ведь он меня.
– Он, кажется, куда-то ушел, – отвечала не прямо княгиня.
Она все обдумывала, как бы ей поскорее начать с Елпидифором Мартынычем тот разговор, который ей хотелось, и никак не могла придумать; но Елпидифор Мартыныч сам помог ей в этом случае: он, как врач, может быть, и непрозорлив был, но как человек – далеко видел!
– Барышня-то эта, Жиглинская, которую я видел у вас, здесь же живет, в Останкине? – ударил он прямо куда нужно.
– Д-да… – протянула ему в ответ княгиня. – А что, скажите, вы ее знаете хорошо? – прибавила она, помолчав немного.
– Знаю хорошо-с, особенно старуху-мать.
– Что же это за госпожа?
– Госпожа такая, что дама… благородного звания… – отвечал Елпидифор Мартыныч с ударением. – Смолоду красавица была!.. Ах, какая красавица! – прибавил он и закрыл даже при этом глаза, как бы желая себе яснее вообразить Елизавету Петровну в ее молодости.
– Что же, она замужняя была? – спрашивала княгиня.
– Как же-с!.. Сначала замужем была, ну, а потом и без замужества жила с одним господином как бы в замужестве. Более всегда телесною красотой блистала, чем душевной!
Для Елпидифора Мартыныча было ясно, как день, что он мог или даже должен был бранить Жиглинских перед княгиней.
– Но, вероятно, и дочь у ней такая же? – прибавила княгиня; у ней губы даже при этом дрожали.
Елпидифор Мартыныч пожал плечами.
– К-ха! – откашлянулся он. – Есть пословица русская, что яблоко от деревца недалеко падает! – заключил он многознаменательно.
– Но вы у них бываете? – продолжала расспрашивать княгиня.
Елпидифор Мартыныч поднял при этом свои густые брови.
– Бываю… лечу старуху иногда, – солгал он.
– А мужа моего не видали там? – проговорила княгиня, и у ней опять при этом задрожали губы.
– Нет, не видал, ни разу не заставал, – отвечал, улыбаясь, Елпидифор Мартыныч, – а сказывала старуха, что бывает у них.
– К чему же она вам сказывала это? – допрашивала княгиня.
Оскорбленная любовь и ревность сделали из нее даже искусную допросчицу.
– Да к тому… – отвечал Елпидифор Мартыныч протяжно и соображая (он недоумевал еще отчасти: все ли ему говорить княгине или нет), – что жаловалась на дочь.
– Но какая же связь тут, что она жаловалась на дочь и что князь бывает у них?
– А такая вот, – отвечал Елпидифор Мартыныч, кашлянув, – что князь, собственно, и бывает у них для дочки…
– Стало быть, мать против этого? – допрашивала княгиня.
– Сначала была против, – отвечал Елпидифор Мартыныч, с лукавой улыбкой, – а теперь, кажется, за.
– Но почему же прежде против, а теперь за? – спросила княгиня.
– А потому, вероятно, что деньги за то от князя стала получать!.. Нынче ведь, сударыня, весь мир на этом замешан, – пояснил ей Елпидифор Мартыныч и заметил при этом, что у княгини, против ее воли, текли уже слезы по щекам.
– Неприятно это видеть, очень