удовольствие от секса, а животные – никогда! – негромко и почти торжествующе произнёс Протасов, а затем добил приятеля безжалостным голосом: – Приговор окончательный, гражданин Самодуров, и обжалованию не подлежит!
Они одновременно умолкли и уставились на пустую бутылку из-под водки с яркой и нарядной наклейкой. Она гордо возвышалась в центре скромного убранства кухонного стола и всем своим видом что-то напоминала приятелям, а, может, к чему-то их призывала.
«Наш кремль…» – без удивления, почти равнодушно подумал Протасов и решил, что пришла пора доставать другую бутылку с водкой, которая хранилась у него в шкафу на всякий случай. А загрустивший Самодуров вдруг вспомнил покойного батю, который под старость лет любил смотреть по телевизору лишь одну передачу «В мире животных» и радовался ей, как ребёнок…
ПЕСНЯ О ПОГИБШИХ ПИЛОТАХ
Рассказ
И с души отваливает камень. Аминь.
(«Автолитография», Андрей Вознесенский)
Носки из натуральной шерсти – вещь необходимая. Мальчик это почувствовал, когда в промозглый день стоял на крутом берегу, и в этих носках ему было тепло. Семья недавно переехала жить с южного морского побережья ближе к северу, на холодные берега раздольной реки, и мальчик только привыкал к новому месту. Тёплую одежду заботливые родители купили ему в универмаге, единственном в городе, а вот шерстяные носки для него связала бабушка, которая жила в деревне, где он гостил лишь несколько раз.
Осенняя река, отражая нависшее над ней угрюмое небо, казалась мальчику мрачной, и теперь, после моря, он удивлялся тому, как люди могут купаться в такой коричнево-ржавой воде… На следующий год, когда короткое лето заглянуло в эти края, мальчик купался в реке со своими сверстниками, уже позабыв про необычную речную воду, от которой теперь веяло свежестью и пахло рыбой.
Возвращаясь как-то с пляжа, он обратил внимание на автомобиль с красным крестом на кузове цвета ячменного кофе, каким мать поила сынишку по утрам, добавляя в него сгущённое молоко. Проходя мимо, мальчик заметил торчащие из него человеческие ноги. Это было тело утопленника, лежащее на носилках и накрытое сверху серой простынёй, из-под которой выглядывали лишь белые голени и ступни ног в тёмных носках.
«Мужик… нырнул с лодки, пьяный, видать… и не доплыл!» – послышался рядом чей-то молодой голос, а мальчик шёл, никого не замечая, и только оглядывался на ноги утопленника. На них были изношенные хлопчатобумажные носки с дырками на мозолистых пятках, и мальчик, устыдившись вида чужих дырявых носков, почему-то надолго запомнил увиденное. Правда, потом, став взрослым, уже не считал, что носить дырявые носки зазорно. И в самом деле, если глава всемирного банка, и прочие очень важные персоны прилюдно шастают в дырявых носках, так чему стыдиться простым смертным?!
Но тогда он так не думал и носил всякие носки: новые, старые, однако никогда не надевал дырявых. Дома