построить настоящую еврейскую семью на основе Торы и заповедей. Лёва, не то слово, хороший человек, у Лёвы золотое сердце. Относиться к мужу должно не только с уважением, пора проявить любовь.
– Я ждал тебя всю жизнь. Ты пришла, – тихо, тихо произнёс Лёва.
Поведение сына не переставало тревожить Ривку. Время странное, бездуховное. Мальчишка безмозглый, глупостям верит безоговорочно.
– Мальчик мой, драгоценный. Сердце у твоей мамы рвётся на куски. Что ты нашёл хорошего у этих, без рода и племени большевиков? Зачем веришь их бредням? Они говорят – убей отца, мать, сестёр, если родственники против коммунизма. Мы все против! Ты нас убьёшь?
– Мама, да что ты такое говоришь? Я люблю тебя больше жизни, – чуть не плача, заверял Володя расстроенную маму.
– Дай то Бог. Вспомни об этих словах, сыночек, когда жениться надумаешь.
Володя в 1940 году принял участие в VII комсомольской конференции Ильичёвского района города Одессы. Обсуждалась угроза Второй империалистической войны. Парень получил Советское светское образование, поглотившее еврейство не полностью, не навсегда. Отец и мать верного ленинца потихоньку молились, скрывая от сына помыслы и чаяния осиротевших хасидских душ, оставшихся в тридцать седьмом году без ребе и молельного дома.
В мае 1941 года на свадьбе у младшей дочери дяди Хаима взрослый парень Володя номер один, семнадцати с чем-то лет, увидел маленькую шестилетнюю девочку черноволосую, с раскосыми монгольскими глазами и темной родинкой на узком подбородке.
– Черно-бурая лисичка, вырастет, превратится в красотку, – подумал он, переведя взгляд на маму девочки Сарру, стоящую рядом.
Жизнь. Мойры вязали полотно. Их трое, глаз один. Вырывая спицы друг у друга, меняли рисунок, теряли петли, роняли клубки. Вот вывязанная светлая широкая полоса, по канту «лютики-цветочки», радостная жизнь, о которой все думали, что это плохо. Всё познаётся в сравнении. То, что кажется сегодня прекрасным, завтра видеться горьким, унылым. Пока не знаешь, что такое ужас, соглашаешься на горькое, унылое. Познав, нахлебавшись желчной горечи вдосталь, понимаешь, как прекрасна звёздная ночь, печальная луна.
Шумный рассвет. Шумный, очень шумный. Рассвет бледнел, как не распустившийся цветок, брошенный без воды. Зачах в зареве пожаров. Никто не заметил восхода солнца. А был ли он в тот полынный день – двадцать второго июня 1941 года?
Взрывы были, пожары точно были. Смерть правила бал. Заглатывала, не жуя, один труп за др угим. Глотала огромными кусками человеческие жизни. Запивала миллионными галлонами свежайшей крови. Утирала хищную пасть, вымазанную кровавой кашей. Уже никто не считал трупы, словно минуту назад это были не живые люди, дышавшие свежим морским воздухом; любившие многолюдную семью; желавшие самых прекрасных, самых лучших своих любимых; верившие в прекрасное время для своих детей.
Один выстрел одна смерть, одна граната – десятки смертей, одна бомба – сотни смертей. Для Костлявой роскошный пир. Для