не было. Невежественность всегда идет в паре с самонадеянностью. Это и мешало Клименко подняться выше трех треугольничков на петлицах.
– Чего я там не видел? – сказал он, пожимая плечами. – Пушка обыкновенная и елдаш обыкновенный. Тебе, конечно, в новинку сбитый самолет.
– А тебе не в новинку? И не все ли равно – русский ли он или, как ты говоришь, елдаш?
Клименко пожал плечами. Он тоже не сбил в жизни ни одного самолета, но самодовольная ограниченность службиста, который считает, что он добился очень многого, возвысившись на две ступеньки над равными себе, не позволяла ему восхищаться теми, кто не выше его по положению в армии.
– Елдаш есть елдаш, – глубокомысленно заметил Клименко. – Послужишь с мое – тогда узнаешь. А самолет – дело случайное. Подвезло ему – значит, попал.
– Не везение, а умение! – сердито сказал Белкин. – Разрешите мне пойти с вами, товарищ сержант?
Сомин пошел с Белкиным. Лейтенант охотно отпустил их.
Командир орудия очень обрадовался гостям. Это был средних лет азербайджанец, говорливый, шумный, стремительный, с быстрыми и точными движениями темных рук. Ахмат Гаджиев имел уже на своем счету одиннадцать самолетов. Восемь из них были сбиты при пикировании. Сегодня он сбил двенадцатый самолет.
– Пикировщик – хорошо! – говорил Гаджиев, усаживая Сомина на устланную травой ступеньку окопчика. – Фашист видел зенитчика. Думает, сейчас его уничтожим. Зенитчик испугается, – Гаджиев забавно скорчился, закрывая лицо руками, – забудет стрелять, а мы, как молния, упадем, шарахнем ему бомба прямо в морда. Да?
– Конечно! – смеялся Сомин. – Именно так он думает.
Гаджиев вскочил, и лицо его сразу стало злым и напряженным.
– Пускай думает! Смотри сюда. Сам садись за штурвал! Сам обязательно! Ни на секунда не выпускай из коллиматор! Упреждение не надо, курс не надо, скорость не надо…
– А что надо?
– Крепкий нервы надо, верный глаз, как у горный орел, – вот что надо! «Юнкере» свистел, пугал, прямо на нас летел, а ты сидел, как сталь, – ты и штурвал, больше ничего. Вот вошел в пике, – Гаджиев показал рукой, как входит в пике самолет, – сейчас бомба пускать будет. Уже нога на педаль держит. Да? А ты тоже держи нога на педаль и как раз нажимай раньше, чем он. Только не спеши! Близко подпускай. В тот самый секунд, как ему надо бомбы бросать, выходить из пике, сбивай его к чертовой матери, матрос!
Сомин и Белкин поняли секрет старшего сержанта Гаджиева. Но понять было мало.
– Погоди, Ахмат, – Сомин сел за штурвал пушки, – вот я держу его в перекрестии, жду, не стреляю, а если пропущу момент, что тогда?
– Тогда крышка тебе. Понял? И очень хорошо. Никому плохой зенитчик не надо. Для Родина – не надо. Для командир полка – не надо. Для твоя девушка – не надо.
Артиллеристы дружно хохотали.
– Нэ лякай хлопця, командыр! – сказал пожилой украинец.
Гаджиев понял его слова. В этом расчете все хорошо понимали друг друга, хоть были тут и русские, и азербайджанцы,