ворот, что у самой просёлочной дороги, по обе стороны широкой аллеи располагались старые могилы. Над ними вырос уже настоящий лес, местами ставший непроходимым. Сошел в боковушку, по ней миновал узкие, замысловатые дорожки с утопающими в зелени старыми склепами и памятниками. И чем дальше он заходил вглубь, тем захоронения выглядели современнее. Казачья верхушка, напополам с купечеством, упокоились здесь под тяжёлыми гранитными плитами, под статуями различных скорбящих ангелов и просто под высокими, пирамидообразными монументами. Шел, исподволь разглядывая и читая фамилии усопших. Дальше последовали участки первых советских захоронений. Тут памятники уже скромнее, статуй практически нет. Про себя отметил, что начиная с конца 30-х годов, и вовсе металлические надгробия поставлены. Прямоугольники с усечёнными торцами, пирамидки и просто кресты, деревянные или сваренные из водопроводных труб и даже кусков рельса. Двигался в тишине, не ощущая никаких позывов к страху. Никто не останавливал, не шептал в ухо: «Стой! Не иди дальше!». По вечерней поре птицы и те смолкли.
За кладбищем правее принял и когда до балки добрался, солнце закатилось за горизонт, и только кровавый отсвет его, еще бередил округу. Через сад к развалинам прошел в потемках. Ну, а дальше-то куда? Где ожидать? Что это там?
Будто тень из входного проема в подвал пламенем на фитильке свечи поманила. Спустился. Пошел по коридору позади провожатого, семенящего в пяти шагах перед ним. Женщина, что ли? А где же брат?
Неожиданно провожатая развернулась к нему лицом, подняла над головой свечу. Старой вороной каркнула:
–Стой!
Встал. Перед ним старуха цыганка. В пламени свечи, в глазах сумасшедшинка играет, а губы в улыбке кривятся. Именно кривятся.
–Помнишь ли Мишка, как мамка умирала? Хе-хе! Так это я ее в дальнюю дорогу снарядила. Сама бы она пожила еще.
Не понял. Чего это… А-а! Так это его за брата приняли.
–Уважаемая… – попытался наладить контакт, когда дошла до неповоротливого мозга нелицеприятная информация о незнакомой собеседнице. Заткнулся на миг, потом разродился вопросом. – Зачем?
Расхохоталась.
–Шустрая очень! Внучке моей дорогу перешла, а та дуреха свою любовь к мужчине пережить не смогла. Давно уж того ромы на свете нет. В войну погиб. А должок я взяла. Тебя извести не получалось, после моего колдовства ты бывало простудой переболеешь и все. Но теперь мне колдовать не нужно, так подохнешь.
Левая рука колдуньи упиравшаяся в выемку коридорной стены, произвела какое-то действие и Улыбин еще и подумать о чем либо не успел, когда под ногами разверзся, казалось монолитный пол. На миг тело ощутило пустоту, а внутренности кажется, под самое сердце ухнулись, и он рухнул вниз в кромешную темноту.
–А-а-а! Г-гупт! – зубами клацнул.
Благо летел не долго, сгрупироваться успел и на ступни приземлиться. Пятая точка организма мягкими тканями уперлась во что-то острое, но без сильного болевого ощущения. Вроде не покалечился. До сознания дошло, что все еще сжимает кожаную ручку саквояжа в кулаке.
Ощупывая