что ты там все сидишь? Поди выпей водочки!
Вакорин скромно встал, подошел к закуске, несмелой рукой стал наливать себе рюмку. В это время двери с шумом растворились, и в гостиную вошел Саврасов с лисьей шкурой в руках.
– Как вы это находите? – обратился он прямо к хозяину и ни с кем почти не кланяясь.
– И слов уж не нахожу, как это выразить! – отвечал тот, раболепно склоняя голову перед гостем.
– Во всем европейском ружейном мире в десять лет один такой выстрел бывает! – сказал Саврасов.
На этот разговор их Вакорин, не допив еще рюмки, отвел от нее свои кроткие глаза и проговорил довольно громко:
– Каждый год по три таких штуки бью!
Хозяин уставил на дерзкого удивленные глаза, а Саврасов сначала только попятился назад.
– Как, ты бьешь каждый год по три? – проговорил он, не могши еще прийти в себя.
– Бью-с! – отвечал, покраснев, Вакорин.
– Бьешь? – проговорил опять Саврасов.
– Бью-с! – повторил еще раз Вакорин.
– Бьешь? – заревел уже с вспыхнувшим, как зарево, лицом оскорбленный честолюбец и схватил Вакорина за шивороток.
Хозяин и гости подбежали к ним.
– Ну, полноте, бросьте его! – унимали они Саврасова.
– Дурак! Ну, где ты бьешь? – увещевал Вакорина исправник.
– Бью, батюшка, – повторил он и тому.
– Господа! Возьмите его у меня; иначе я его задушу! – сказал Саврасов, отбрасывая от себя Вакорина.
– Что хотите, то и извольте делать, а что бивал, – не унимался бедняк, утирая с лица катившийся пот.
– Ну, так пошел же вон! – крикнул на него уж и хозяин, выведенный из терпения такою ложью.
– Я уйду, сударь, уйду! – говорил Вакорин и пошел.
– Я тебе теперь, каналья, кости оглоданной не дам, – вскричал Саврасов, выбегая вслед за ним.
– И я тоже, и я! – повторял хозяин.
Вакорин бледнел, делал из лица препечальнейшую мину.
В лакейской его стал было даже лакей уговаривать:
– Полноте, Петр Гаврилыч, потешьте господ; скажите, что неправду сказали.
– Что мне тешить-то? Бивал сколько раз! – отвечал ему Вакорин.
Лакей на это не стерпел и плюнул.
– Фу ты, господи боже мой! – проговорил он.
Господа между тем рассуждали о наглом лжеце в гостиной.
– Каков каналья, а? Каков? – кричал Саврасов на весь дом.
Его мелков самолюбьишко было страшно оскорблено. Недели через две он по наружности как бы и простил Вакорина, стал даже принимать его к себе в дом, но в душе питал против него злобу. Раз… это уж было у самого Саврасова, тоже собралось дворянство, в том числе два брата Брыкины. Еще покойный отец этих господ рассказывал, что поехал он однажды ночью через Галичское озеро – вдруг трах, провалился в прорубь; дыханье, разумеется, захватило; глаза помутились; только через несколько секунд дышать легче – глядит, тройка его выскочила в другую