rong>
В рассветный час, мы по росе бегом,
Бежим на пули, прижимаяся к земле.
Играть со смертью, мы не будем в поддавки,
И в прятки, мы не будем с ней играть.
Мы в полный рост, судьбе наперекор,
Осознанно, с окопов поднялись.
И будем жить, под небом голубым,
В родном краю, и в памяти родных.
Полуденное солнце нещадно палило землю. Собачий лай заливисто разносился по окрестным перелескам, угрожающе нависая над головами петляющих между деревьями мужчин. Те же, запинались о травяные кочки и выпирающие из земли корни, но не давали друг другу упасть, вовремя подхватывали, подставляя плечо в трудную минуту. Люди бежали молча, стараясь экономить и без того тающие силы. Половина из них жадно хватала ртом воздух, словно рыбы, выброшенные на берег, но упорно продолжали бежать дальше, стараясь оторваться от собачьего лая, преследовавшего их по пятам. Ветки нещадно хлестали их по лицам, а сучки старались побольнее ткнуть через измазанные, местами оборванные гимнастёрки.
– Давай, давай мужики, – хрипло, почти неслышно повторял худощавый солдат, бегущий в центре неровного строя, – ещё немного, а там уйдём в чащу, – ему ни кто не отвечал, все понимали, что если собьётся дыхание, то можно остановиться навсегда. По этому, крепче стиснув кулаки, продолжали свой неуверенный бег.
Их дерзкий побег из временного лагеря для военнопленных не был чем-то из ряда вон выходящим, при малейшей возможности красноармейцы пытались вырваться из плена, и часто успешно. Казавшиеся измученными, подавленными, солдаты Рабоче-крестьянской Красной Армии без командиров и политруков организовывались в группы для совершения побегов, и бежали. Казалось, бежали в никуда, без какого либо шанса на успех, но бежали. Бежали туда, где грохотали орудия, и земля вздымалась и горела. Бежали к своим.
Выбираться на дорогу, по которой было бы удобнее бежать, они не спешили, но и не углублялись сильно в чащу. Буреломы могли замедлить их продвижение, хотя могли и укрыть их от людских глаз, но не от собачьего нюха. А треск сухого валежника наверняка выдал бы их направление, так они продолжали бежать по залитым солнцем перелескам, стараясь как можно дальше уйти от места дислокации немецких тыловых частей, и поближе к линии фронта.
Стволы деревьев, кусты и снова стволы деревьев от мельтешения начинали сливаться в сплошную бурую массу, от монотонности и многочасового напряжённого бега в глазах начинало рябить. Сквозь ветки деревьев по глазам ударил яркий солнечный свет, заставляя прикрыть усталые веки. Лес резко закончился, а земля ушла из-под ног у бегущих впереди. Негромкий крик быстро затих где-то в низу. Следовавшие за ними вмиг остановились и припали к земле, озираясь по сторонам. Снизу послышались глухие стоны. Худощавый парень, отёр потное лицо драным рукавом гимнастёрки, пополз к краю обрыва. Оглядев открывшуюся перед глазами местность и убедившись в отсутствии какого либо движения, парень посмотрел в низ. Высокий песчаный обрыв отделял лес от лугов, уходящих в пахотные поля. Двое упавших притаились на самом дне обрыва, стараясь не шевелиться и не издавать звуков. Третий же лежал ничком и глухо стонал.
– Ну что там Петро? – Послышался шёпот позади солдата.
– Плохо дело, обрыв высокий и отвесный. Нужно обходить.
– А с нашими что?
– Спустимся, вот и узнаем.
– По левой стороне есть оползшие пласты земли с деревьями, там сможем спуститься, – сказал кто-то слева.
– Ну что братцы? Двинулись!? – Раздался позади хриплый голос солдата, остальные молча мотнули головами в знак согласия, поднявшись, побежали вдоль обрыва, оглядываясь по сторонам.
– Тимур, как спустимся, бери двоих, и дуйте через поле, вон к тем развороченным холмикам. Похоже, это наши доты, возможно тут фортификационная линия прикрытия центральных дорог. Если это так, посмотрите, может там что найдётся полезное. А мы за ребятами.
Тёплый ветерок колыхал высокую траву перед массивным бетонным укреплением, поросшим травой и мхом. На месте орудийного гнезда зияла огромная дыра, арматура торчала в разные стороны, а большие куски бетона устилали подход к стене. Беглецы осторожно подобрались к краю и заглянули внутрь. Их взорам открылись обожжённые стены, иссечённые осколками от неоднократно разрывавшихся снарядов, а в нос ударил запах трупного разложения. Орудие было сильно искорёжено, а на казённике и в углах, лежало что-то обугленное, отдалённо напоминающее человеческие тела. Тимур сделал короткий жест рукой, и группа разошлась по сторонам, осматривая укрепления, прикрывавшие главную дорогу.
На другой стороне луга, по низу обрыва, пригнувшись, опасаясь быть замеченными с дороги, перебежками двигалась основная группа красноармейцев. Стоны прекратились, и было трудно понять, за какими кустами укрылись их товарищи. Раздвинув очередной кустарник, Пётр увидел лежащего ничком бойца.
– Киря, – позвал он тихонько, – Стас.
– Здесь мы, – так же тихо послышался голос