звенят.
– Раньше мы вон с Соколиной горки спецбоеприпасом стреляли… – показал рукой в меховой рукавице седой прапорщик.
– Мы в Германии тоже, но мы тогда по три штуки сразу. В каждом дивизионе по одному выстрелу. А он ведь приходит в контейнере с шифрозамком. Два формуляра положено вместе с ним. На контейнер и на сам заряд. А когда его открываешь, он там лежит весь хомутами застегнут, и на каждом из них тоже шифрозамок.
– Ноги! – донес ветер крик Сапзалиева, обращенный к бойцу, изготовившемуся к стрельбе.
Он пинал лежавшего на расстеленной плащ-палатке солдата, заставляя его широко раздвинуть ноги и прижать пятки к земле.
Раздались трескучие выстрелы. Ворохом вылетевшие гильзы заплевали сугроб.
– Слышали новости? Разведчики танкового полка отмечали день рождения. Избили шесть дагов. Потом те собрались с разных частей человек сто и пришли к ним. А они у себя в казарме забаррикадировались. Дежурный по части выстрелил в потолок. Ему табуреткой башку разбили.
– И что теперь будет? – я выпил водку и поморщился.
– Ничего, как обычно. Скроют вообще, что был такой случай. Скажут, что разведчики сами виноваты. Хотя, если бы наши были, то наших бы засудили.
– Почему?
– Видишь вон ту горку? Там раньше кайфовый дисбат был. Там мордой в очко окунали, фотографировали и грозили, что на родину отошлют. А сейчас он с ними в клубе встречается. Просит их, чтобы они себя хорошо вели.
– Кто?
– Генерал.
Прогнав через рубеж солдат, пошли стрелять офицеры по желанию. По протоптанной тропинке, тяжело переваливаясь, прошел Ваня в огромных валенках. В одной руке держа автомат, в другой нес два подсумка с полными магазинами.
Стоя, стал поливать длинными очередями. Справа от него, как пчелы, роились вылетавшие гильзы. Перезаряжая, отстегивал пустые магазины и бросал себе под ноги.
– Пленка по городку ходит про Чечню. Не видели? – морщась, передавая стакан, осипшим голосом спросил Бардельера. – Кто мне давал? Или жена приносила? Не помню. Короче, сидит пьяный майор в палатке с гитарой. Полные дрова. Исполняет лирический романс «Выхожу один я на дорогу…». А на шее на проволоке чьи-то отрезанные уши висят.
Несколько солдат ковыряются в снегу, собирают гильзы. Ссыпают в пустые цинки. Весь батальон построенный на холодном ветру терпеливо ждет их.
– Зачем они их собирают? – в недоумении спросил я, возвращая консервную банку.
– Затем! – назидательно сказал Краснощеков, шевеля обвислыми усами. – Затем, что в 33 полку один полупидар… Твой земляк, кстати. Тоже из Тольятти. Наворовал триста с лихом патронов. Ему бандиты ваши пообещали купить. Он приготовил, а они не приехали. Тогда он вещмешочек за спину кинул и чухнул. Его на полдороги завернули. Теперь комдив приказал каждую гильзу сдавать по счету.
На бугре в железной будке два прапорщика вскрывают деревянные ящики, разворачивают завернутые в промасленную бумагу гранаты, вкручивают взрыватели. Дают бойцу, и он бежит к окопу с кирпичной кладкой и насыпным