за все время, что была с ним, не просила ни-че-го. А когда захотела сохранить то, что поистине стоит считать самым большим даром, он разом решил лишить всего. Нельзя доверять человеку, который все считает хорошим или плохим, а уж тем более тому, кто просто равнодушен ко всему. И я решила, что стоит взять с него пример, ведь именно с того самого момента, когда тебе становится безразличным все, что происходит на стороне – начинается свобода. Я хочу быть свободна, хочу, чтобы от этих оков был свободен мой ребенок. Не место нам в обществе гиен, что готовы при первой возможности разорвать тебя. И в момент, когда равнодушие одного человека нагрузило ощущением, словно от меня отвернулся весь мир, из медленного погружения в меланхолию вырвал телефонный звонок.
–Ты где пропала? – слышу встревоженный голос Никиты. И мне становится еще сложнее. Мне нужна его забота. Нужен Он. Такой, каким был сейчас, в попытках отстроить отношения, по руинам которых мы так долго топчемся. Эгоизм? Отнюдь. Просто женщина должна ощущать, что любима, что в ней кто-то нуждается. Я не ломала его, не перевоспитывала. Он сам пришел к этому. И все, чего я хотела, чтобы он был рядом. Ощущать как во мне бьется половина его сердца. Спрятаться в его тепле, забыться, разделить мир с ним одним. Но осознание того, что после всего, что мы прошли, после этого шага, со стороны Измайлова, все может рассыпаться и развеяться по ветру пылью затертых до шаблонов желаний, заставляло безмолвно кричать. Ощущения, словно это ампутация вживую, со злорадствующим смешком лихого доктора где-то там, глубоко в моем подсознании.
–Дома пропадаю. Видок неподобающий для вылазок на люди, – горько усмехнувшись, отвечаю в трубку, рассматривая свое бледно-зеленое лицо.
–Что случилось?
–Встретилась с женой Олейника.
–Она хоть жива осталась? – слышу усмешку в голосе Никиты. И, знаете, эта усмешка горделивая, словно он зазнался, зная, какая я у него боевая. И я ощутила, как довольствуется этой гордостью моя внутренняя богиня.
–К сожалению, – на выдохе отвечаю я. Повисает какое-то молчание, впервые за все время, с тех самых пор, как мы решили возобновить наше общение. Хотя это выходило с переменной успешностью. Потому что на Бали мы послали друг друга как можно красноречивее, ну, а по приезду в Москву, решили, что еще не время разбегаться. Мы признались себе, что не верим в сожженные мосты. И все теперь зависело от нас двоих. Но мы продолжали топтаться на одном месте.
–Я приеду?
–Приезжай, – он словно мысли мои прочитал. Мне не понадобилось намекать, ходить вокруг да около. Ощутив, что я нуждаюсь в нем, на каком-то подсознательном уровне, будучи со мной на одной волне, волне, которой связаны такие безумцы в своей любви, он сказал, что уже выезжает.
Я еще не была готова рассказать обо всем. Безжалостно подпуская Никиту ближе, следуя ему навстречу. Усугубляя все из-за своей вечной глупости. Если бы я была сильнее и научилась сразу говорить правду… Но я не могу.
Все было таким сложным, но, по сути, куда проще, если разобраться и понять, что следует