.

вчера были на аукционе и произвели на меня чрезвычайное впечатление.

      – Хамите!

      – Помилуйте! Хамить такой очаровательной женщине бесчеловечно.

      – Жуть!

      Беседа продолжалась дальше в таком же направлении, дающем, однако, в некоторых случаях чудесные плоды. Но комплименты Остапа раз от разу становились все водянистее и короче. Он заметил, что второго стула в комнате не было. Пришлось нащупывать след. Перемежая свои расспросы цветистой восточной лестью, Остап узнал о событиях, происшедших вчера в Эллочкиной жизни.

      «Новое дело, – подумал он, – стулья расползаются, как тараканы».

      – Милая девушка, – неожиданно сказал Остап, – продайте мне этот стул. Он мне очень нравится. Только вы с вашим женским чутьем могли выбрать такую художественную вещь. Продайте, девочка, а я вам дам семь рублей.

      – Хамите, парниша, – лукаво сказала Эллочка.

      – Хо-хо, – втолковывал Остап.

      «С ней нужно действовать иначе, – решил он, – предложим обмен».

      – Вы знаете, сейчас в Европе и в лучших домах Филадельфии возобновили старинную моду – разливать чай через ситечко. Необычайно эффектно и очень элегантно.

      Эллочка насторожилась.

      – Ко мне как раз знакомый дипломат приехал из Вены и привез в подарок. Забавная вещь.

      – Должно быть, знаменито, – заинтересовалась Эллочка.

      – Ого! Хо-хо! Давайте обменяемся. Вы мне – стул, а я вам – ситечко. Хотите?

      И Остап вынул из кармана маленькое позолоченное ситечко.

      Солнце каталось в ситечке, как яйцо. По потолку сигали зайчики. Неожиданно осветился темный угол комнаты. На Эллочку вещь произвела такое же неотразимое впечатление, какое производит старая банка из-под консервов на людоеда Мумбо-Юмбо. В таких случаях людоед кричит полным голосом, Эллочка же тихо застонала:

      – Хо-хо!

      Не дав ей опомниться, Остап положил ситечко на стол, взял стул и, узнав у очаровательной женщины адреc мужа, галантно раскланялся.

      Глава XXIV

      Авессалом Владимирович Изнуренков

      Для концессионеров началась страдная пора. Остап утверждал, что стулья нужно ковать, пока они горячи. Ипполит Матвеевич был амнистирован, хотя время от времени Остап допрашивал его:

      – И какого черта я с вами связался? Зачем вы мне, собственно говоря? Поехали бы себе домой, в загс. Там ваc покойники ждут, новорожденные. Не мучьте младенцев. Поезжайте!

      Но в душе великий комбинатор привязался к одичавшему предводителю. «Без него не так смешно жить», – думал Остап. И он весело поглядывал на Воробьянинова, у которого на голове уже пророc серебряный газончик.

      В плане работ инициативе Ипполита Матвеевича было отведено порядочное место. Как только тихий Иванопуло уходил, Бендер вдалбливал в голову компаньона кратчайшие пути к отысканию сокровищ:

      – Действовать смело. Никого не расспрашивать. Побольше цинизма. Людям это нравится. Через третьих лиц ничего не предпринимать. Дураков больше нет. Никто для вас не