волшебного голоса, без твоей небесной улыбки? Как мне жить с сознанием, что я увлек тебя за собой и сделал несчастной? Боже, Боже!
Он тихо заплакал.
– Я хочу искупить свою вину перед тобой, Мета. Я буду честно работать для тебя в поте лица, киркой и заступом. Мы тихо и мирно поселимся в каком-нибудь глухом уголке… Мета, останься со мной, мы начнем новую жизнь!
Страдальческая улыбка мелькнула на лице умирающей.
– Яско, успокойся, будь мужествен! – прошептала она. – Ты несправедлив к самому себе… Я не была несчастна… я была так любима, и эти годы любви и счастья стоят целой жизни… Я знала, что отдаю свою руку фокуснику, и спокойно ушла с тобой из родного дома, отрекшегося от меня из-за этой любви. Если мое счастье иногда и омрачалось, то в этом виновата я сама – я не рассчитала своих сил и малодушно страдала от твоего жалкого положения… Яско, – продолжала она еще тише, – забота о Фее мучит меня…
Она схватила его руку и привлекла ее к себе.
– Яско, – продолжала она умоляющим голосом, – расстанься с Феей – отдай ее простым хорошим людям, дай ей вырасти среди спокойной, тихой семейной жизни. Обещай мне это, мой любимый!
Муж сквозь слезы поклялся в этом умирающей. Наступила ужасная ночь, долго длилась борьба жизни со смертью, но когда заря заглянула в окно, розовые лучи ее упали на прекрасную покойницу, на лице которой уже сгладились следы последних страданий.
На третий день к вечеру похоронили жену фокусника. Сострадательные сердца покрыли ее гроб цветами, и в числе многих провожавших покойницу был и Гельвиг… Когда первые комья земли упали на гроб, фокусник покачнулся, но Гельвиг, стоявший рядом, поддержал его, отвез в гостиницу и несколько часов оставался с несчастным, отказывавшимся от всякого утешения и пытавшимся даже наложить на себя руки.
Глава 3
Наступил вечер. Резкий ноябрьский ветер мел улицы, первые снежные хлопья летели на крыши, на мостовые и на свежий могильный холм, под которым была погребена жена фокусника.
Госпожа Гельвиг сидела в столовой за маленьким столиком и вязала длинный шерстяной чулок. Это была высокая широкоплечая женщина, которой было лет за сорок. Может быть, лицо ее и было красиво когда-то, но очаровательной ее едва ли можно было назвать даже в молодости. Ее лицо казалось каменным, а серые глаза смотрели холодно. Строгий головной убор и черное платье простого фасона с белыми манжетами придавали госпоже Гельвиг вид пуританки.
Временами боковая дверь отворялась и в щели появлялось морщинистое лицо кухарки.
– Нет еще, Фридерика! – монотонно говорила каждый раз госпожа Гельвиг, не поднимая головы.
Наконец в холле послышался звонок и раздался звонкий детский голосок: «Ах, какой славный звоночек!»
Госпожа Гельвиг положила вязанье в корзиночку и встала. Недоумение сменило на ее лице выражение нетерпения. Муж подошел к ней неуверенным шагом, неся на руках маленькую девочку лет четырех.
– Я принес тебе, Бригитта… – начал было он с просьбой в