итателей лишь в провинциальной глуши; за то другого рода интерес должен сохранить их от забвения. Они – драгоценные исторические документы: они (мы берем такие произведения, как «Гнилые болота», «Лес рубят, щепки летят», «Жизнь Шунова») повествует о славнейшем, героическом моменте в жизни русской «интеллигенции». Этот момент, помимо прочего богатого культурного наследства, передал потомству один замечательный догмат, имевший долгое время священное обаяние для интеллигентов – догмат о критически мыслящей личности, вершающей судьбы истории. И вот в настоящую минуту, когда вопросы о роли личности в истории, о соотношении, существующем между индивидуумом и общественным организмом, еще не выяснены окончательно, романы Шеллера могут оказать нам великую помощь: содержащийся в них материал позволяет осветить эти вопросы с генетической точки зрения, объяснить лучше, чем многие другие литературные памятники, как и почему в среде русской интеллигенции зародилось и сложилось представление о мыслящей личности, движущей историю.
Оно родилось вместе с появлением на историческую сцену нового типа интеллигенции, которую составили представители различнейших общественных групп в пятидесятых-шестидесятых годах.
Вглядитесь в пеструю толпу шеллеровских героев: кто они? – сын придворного служителя Рудый, сын торговца Калинин, сын канцелярского служителя Прилежаев, сыновья чиновников Люлюшин и Панютин, сын штаб-ротмистра Прохоров, незаконнорожденный генеральский сын Розенкампф, сын бедного священника Носович, сын малосостоятельного дворянина Шупов.
Эти интеллигенты, или, по терминологии шестидесятых годов, «мыслящие пролетарии», выступили на историческую сцену при исключительных условиях, о которых совершенно не ведали их литературные предшественники: в противоположность Печориным, Рудиным, Александрам Адуевым и другим «лишним людям» эпохи романтизма им пришлось приобретать себе с бою права на существование; в противоположность Костанжогло, Петрам Адуевым, Саксам и другим заводчикам и бюрократам, которых идеализировали трезвые реалисты сороковых годов, они приобрели это право ценой самой тяжелой борьбы за существование.
Здесь мы не будем вскрывать тех исторических, экономических и социальных причин, которые привели к образованию новой интеллигенции: Шеллер в своих романах сосредоточивает внимание исключительно на изображении тех трудностей и терний, которыми была обставлена борьба за существование этой интеллигенции, – интеллигенция разночинцев и «кающихся» дворян. Он описывает гнет материальной обстановки, среди которой росли интеллигенты-разночинцы, описывает ужасы нужды, голода и холода, с которыми им пришлось знакомиться на каждом шагу. Он останавливает свое внимание на том, как ежеминутно интеллигенты-дворяне страдали от предрассудков, составлявших достояние их среды, от фальшивости отношений дореформенной дворянской семьи. Далее все решительно его интеллигенты переживают нравственную ломку, находясь в тисках дореформенного воспитания. И в конце-концов дореформенная среда и дореформенная семья выбрасывают их из своих недр, делают их людьми, не имеющими ни кола, ни двора, принужденными с величайшими усилиями отстаивать свои права на жизнь.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.