Человек похмельного вида в мятой одежде бродил по огромному рынку. Он без особого рвения присматривал кисти и краски, которые иногда по дешевке сбывали художники-неудачники, такие же как он сам.
Еще у него мелькала мысль купить на последние деньги ампулу с ядом или пистолет, чтобы покончить со всем этим. Вешаться или прыгать с высоты на асфальт он ни за что не стал бы – труп в таких случаях выглядит антиэстетично, – но яд или пуля могли сделать свое дело аккуратно.
Его взгляд привлекла странная композиция: поодаль от других продавцов на раскладном стульчике восседал солидный господин. Костюм дорогой ткани, туфли ручной работы, швейцарские часы и галстук, цена которого для художника равнялась бы месячному пропитанию… За спиной у господина столбом стоял плечистый молодой человек, явно охранник.
Что мог делать этот хозяин жизни на барахолке, где пенсионеры пытались продать кому-то темные от времени столовые приборы или фаянсовые статуэтки со щербинами, а спившиеся астронавты – надоевшие всем «лунные камни», которые были ничем не лучше щебня из местного карьера?
Художник подошел.
Перед господином, на деревянном ящике в роли столика, стоял цветок в горшке. Не сказать, чтобы красивый, но что-то в нем цепляло. Приглядевшись, художник понял, что это было: цветок как две капли походил на знаменитый «Подсолнух» его любимого Ван Гога.
– Как он называется?
– Никак. Если возьмешь, можешь назвать, как хочешь.
– Я бы назвал его Ван Гогом.
– Дело твое.
– А сколько он стоит?
– Нисколько. Только учти, содержать его непросто. Ты сам-то кто по жизни?
– Художник.
– Больше на бомжа похож.
– У меня сейчас трудный период, – признал художник.
– Ну ясно, – без выражения отозвался господин.
– Я такого никогда не видел. Где вы его взяли?
– Да здесь же, на этом рынке, в прошлом году. Я тогда был… Неважно, долгая история. Ну так что, берешь? – Мужчина взглянул на свой «Ролекс». – Решай, а то мне некогда.
– Беру, – неожиданно для себя сказал художник.
– Тогда вот это тебе.
Мужчина протянул ему что-то вроде брошюры под заглавием «Руководство по уходу за Цветком».
– И вот еще что, – добавил он, поднимаясь. – Если захочешь избавиться от него, не выкидывай, а приходи сюда и отдай кому-нибудь.
Уход за Ван Гогом и вправду оказался делом непростым. Во-первых, цветок не переносил пыли. Студия художника, где он и спал, и ел, и иногда что-то писал, была запущена до крайности. Теперь пришлось выкинуть хлам и произвести влажную уборку.
Комнату нужно было проветривать, но не допускать переохлаждения.
И – свет. Ван Гогу требовалось много света, так что пришлось перемыть все окна.
В ярком свете художник по-новому увидел свои творения последних лет. Это было ужасно, глаз резала собственная профессиональная и душевная деградация.
К счастью, переживать по этому поводу было некогда, голова была занята заботами о Ван Гоге.
Поливать цветок можно было только настоящей родниковой водой. Брошюра предупреждала: в продаже много фальсификата, – и давала указания по проверке качества продукта. С большим трудом художник отыскал родниковую воду. Когда он стал поливать ею Ван Гога, цветок заметно посвежел, краски стали ярче. Художник и сам глотнул этой воды. Ему понравилось, он стал пить ее постоянно.
Нужно было опрыскивать листья, вносить удобрения строго по списку – фосфор, азот, железо, еще десяток элементов.
Но главной проблемой была гравикола. В брошюре говорилось: «Один раз в неделю вносить 40 капель гравиколы в почву у основания стебля».
Что за гравикола, и где ее брать, было неизвестно. В интернете, на сайтах цветоводов, никаких ответов не нашлось.
Когда прошла неделя, не получивший гравиколы Ван Гог как-то сразу поник, начал терять листья.
Художник пошел на рынок, стал приставать ко всем старушкам, продававшим кактусы и гортензии. Старушки качали головой и разводили руками.
– Постой-ка, ты сказал «гравикола»?
Рядом с очередной старушкой сидел небритый мужик в куртке с шевроном НАСА. Астронавт.
Когда изобрели двигатели, позволявшие совершать полеты к далеким планетам, наступила эпоха повального увлечения астронавтикой. Однако скоро выяснилось, что никакой особой пользы от этих полетов нет, они стоили огромных денег и не приносили выгоды. Программы освоения дальнего космоса свернули. Тысячи потерявших работу астронавтов тяжело переносили обратную адаптацию к Земле – опустившихся, их можно было видеть повсюду, в том числе на барахолках, где они распродавали свои космические сувениры, чтобы заработать на выпивку.
– Ты сказал «гравикола»? Зачем она тебе?
– Цветок поливать. А у тебя есть?
Оказалось, что «гравикола» – это