Про них шутили, что они и без мыла могут пролезть куда угодно.
Фитун вынул руки из карманов фуфайки, сцепил их за спиной и замолчал. Он понял, что дальше говорить что-то бессмысленно, и что бы он сейчас ни сказал, всё будет обращено против него. Видимо, начальник отдела, почему-то невзлюбивший его с самого начала, просто решил устроить ему сегодня публичную порку. А может, на примере Фитуна заодно и других домовых постращать – вот, дескать, какой я суровый и грозный, бойтесь меня все! В зале и вправду стало тихо. Слышно было лишь, как громко сопит Хамун Загайщик, и всё.
«Ёлки-палки… Ладно, если бы ещё только свои были, домовые. А то и кикиморы эти бестолковые стоят, глазеют», – Фитун исподлобья глянул в тот угол, где, затаив дыхание, тесной кучкой стояли новоявленные помощницы домовых. Среди всей этой серой массы его взгляд выхватил пару каких-то ясных и проницательных голубых глаз, которые открыто и с сочувствием смотрели на него из-под простого синенького платочка, плохо скрывающего торчащие вверх остренькие ушки с мягкими пушистыми кисточками на концах. «Симпатичная», – задержал на секунду взгляд Фитун, заметив, что хозяйка этих глаз помимо платочка была одета в черную курточку с тремя адидасовскими полосочками. «Полосочки, полосочки… – он пытался вспомнить, откуда у него в голове сидят эти самые «полосочки». – А-а, вроде Хамун что-то про них говорил. Только что? Опять всё прослушал…»
– Садитесь, Борщевик. Понятно, что от вас ничего путного услышать не удастся, но запомните, что вы своими показателями портите нам всю картину и тянете, так сказать, вниз весь отдел, – Корнут Моздыль, уперев свои ручки в пухленькие бока и широко расставив косолапые ноги, смотрел в зал. Его аккуратная стриженая бородка немного взъерошилась от возбуждения. – Ещё раз обращаю ваше внимание на показатели работы, товарищи. Ведь есть хорошие примеры – вот, допустим, Турган Шугай, домовой дома №9: только в прошлом месяце предотвращено двадцать два пожара, пятнадцать отравлений газом и семьдесят пять потопов. Слышите, Борщевик?! Семьдесят пять потопов за месяц, а у вас восемьдесят три за полгода. Стыдно должно быть! Или вы хотите обратно в домовые третьей категории вернуться? – бросил начальник отдела напоследок в спину Фитуну, уходящему с трибуны.
Тот, опять засунув руки в карманы фуфайки, молча пробирался к своему стулу, опустив голову вниз: «Чего я, дурак, отца тогда послушал? Может, ещё не поздно пойти в лешие переучиться?»
2.
– Какие лешие? Да брось ты… – протянул Хамун Загайщик. Они сидели с Фитуном среди недавно распустившихся нарциссов на клумбе между третьим и четвертым подъездами дома №7, в подвале которого только что закончилось собрание. – Поздно, батенька, поздно… А то ты не знаешь, как у нас относятся к тем, кто сам меняет специализацию. И здесь себе всё поломаешь, и там неизвестно что да как будет. Всю жизнь насмарку пустишь.
С Хамуном они не были закадычными друзьями, просто тот был домовым в соседнем доме, поэтому